Ученик архитектора

Некоторые города мы посещаем, ибо таково наше желание, другие города мы посещаем, ибо таково их желание. Едва нога Джахана коснулась земли, как у него возникло чувство, что Агра неодолимо притягивает его. По дороге он столько слышал о шахе и об этом городе, который великий правитель хотел прославить в веках, что нашему герою начало казаться, будто он уже бывал там прежде и ныне возвращается в давно знакомые места. Он оглядывался по сторонам, полной грудью вдыхая здешние ароматы, нежные и острые одновременно. Солнце гладило его кожу, ласково касаясь шрама.

Первым делом Джахан отправился к строящемуся дворцу, расположенному на берегу реки Джамны. С помощью путешественника, немного говорящего по-турецки, он познакомился с одним из десятников. Узнав, что Джахан – опытный зодчий, и увидев печать Синана, тот отвел его к своему начальнику. Джахану сразу пришелся по душе этот рослый детина с огромным носом, мохнатыми бровями и застенчивой улыбкой. Звали его Мир Абдул-Карим.

– Ваш учитель был великим архитектором, – произнес он. Голос бедняги охрип, поскольку ему приходилось постоянно давать распоряжения рабочим и объясняться с вышестоящими персонами, которых интересовало, как продвигается строительство.

Он развернул свитки с чертежами, которые принес с собой Джахан, и принялся изучать их со всей возможной дотошностью. Потом, предложив гостю чашку молока с медом, Мир Абдул-Карим познакомил его с проектом будущего дворца, показав несколько чертежей и рисунков. Он интересовался мнением Джахана о них, и тот охотно отвечал. При каждом его ответе в глазах индуса вспыхивали радостные искорки. Он достал несколько гусиных перьев и предложил гостю, основываясь на предоставленных измерениях, начертить план одного из этажей. Работой Джахана Мир Абдул-Карим остался очень доволен.

– Вы непременно должны повидаться с великим визирем, – заявил он.

Так, поднимаясь по ступеням все выше, Джахан был удостоен приема у самого шаха. Шах Индии восседал на высоком троне. Бороду и усы правителя убелила печаль, а взгляд одновременно был скорбным и исполненным гордости. Одеяние монарха, лишенное украшений и драгоценностей, поражало своей скромностью. Глядя на него, Джахан невольно вспомнил султана Сулеймана. Шах пребывал в печали, ибо недавно лишился своей возлюбленной супруги – женщины, которая за восемнадцать лет брака подарила ему четырнадцать детей. Мумтаз-Махал, или Сокровище Рая, – так звали покойную, – была похоронена на берегу реки Тапти. Ныне тело ее было перенесено в Агру, дабы там упокоиться в гробнице, которая прославит ее имя в веках.

Шах любил усопшую больше, чем всех прочих своих жен, вместе взятых. Преданность и доверие, которые он питал к Мумтаз-Махал, были так велики, что он предварительно обсуждал с супругой все фирманы, которые намеревался издать, и ставил на них свою печать лишь в случае ее одобрения. Мумтаз-Махал была не только его женой, но и другом и советником. Ныне, потеряв ее, правитель был безутешен. По ночам он по-прежнему посещал покои возлюбленной, дабы вдохнуть ее запах либо увидеть ее призрак. Всякий раз, убеждаясь, что опочивальня пуста, шах заливался слезами.

Будь Джахан помоложе, он, наверное, трепетал бы, готовясь к встрече с могущественным правителем, который приходился ему тезкой. Наверное, представ перед шахом, он ощутил бы, что щеки его пылают, ладони мокры от пота, а голос предательски дрожит. Но теперь, когда за плечами у него остался столь долгий путь, Джахан утратил способность бояться. Он более не хранил тайн, не питал надежд и ожиданий. В любой ситуации он чувствовал себя сторонним наблюдателем, хладнокровным, невозмутимым и свободным. Вспоминая свою прошедшую жизнь, в которой ему нередко приходилось иметь дело с султанами, султаншами и великими визирями, Джахан сожалел, что не обладал подобным спокойствием прежде. Бесстрастие учителя, некогда вызвавшее у него досаду, ныне представлялось ему достойным восхищения.

Шах принялся расспрашивать гостя о творениях Синана, о которых, к немалому удивлению Джахана, оказался хорошо осведомлен. На все вопросы Джахан отвечал кратко, но почтительно. В отличие от своего предшественника Бабура, мать которого была турчанкой, шах не говорил по-турецки и общался с Джаханом при помощи переводчика, свободно владевшего персидским и турецким. Слова, общие для обоих языков, порхали между собеседниками, как бабочки, и те ловили их на лету.

Аудиенция близилась к концу. Джахан уже пятился спиной к дверям, когда голос шаха заставил его остановиться.

– Я слышал, зодчий, что ты никогда не был женат. Почему?

Джахан замер, потупив взор. Молчание, густое как мед, повисло в воздухе. Казалось, не только шах, но и все придворные с любопытством ожидают его ответа.

– О великий господин, сердце мое было отдано одной-единственной женщине…

– И что же произошло?

– Ничего, – ответил Джахан.