Ученик чародея

— Или объединиться против нас, — сказал Долган. — Но все же я думаю, что это маловероятно, потому что гоблины склонны сначала убивать, а потом уже вести переговоры.

Гримсворт усмехнулся.

— Хорошо, что эти два кровожадных народа стоят друг у друга на пути.

Долган кивнул. Он надеялся, что Гримсворт прав, но его встревожила мысль о том, что северные народы (так гномы называли живущих в Северных Землях) тоже ввязались в войну.

Гримсворт вытер рот тыльной стороной ладони.

— Я останусь здесь только на ночь, потому что если я хочу безопасно пробраться через их линии, я должен двигаться быстро. Они продвигают патрули вверх по берегу, отрезая Крайди, бывает, на несколько дней. Я проведу там некоторое время, а потом побегу в лагерь герцогов.

— Ты вернешься? — спросил Долган.

Следопыт улыбнулся. Зубы сверкнули на фоне темной кожи.

— Наверное, если боги будут благосклонны. Если не я, то один из моих братьев. Может быть, вы увидите Длинного Леона: его послали в Эльвандар, и, если с ним все в порядке, он, может быть, завернет сюда с вестями от леди Агларанны. Было бы хорошо узнать, как идут дела у эльфов.

Услышав имя эльфийской королевы, Томас поднял голову. Долган пыхнул трубкой и кивнул. Гримсворт повернулся к Томасу и впервые заговорил прямо с ним.

— Я принес тебе сообщение от герцога Боррика, Томас.

Это Гримсворт первым сообщил от гномов помимо прочих новостей, что Томас жив и здоров. Томас хотел вернуться с Гримсвортом в войско Королевства, но Наталский Следопыт отказался взять его, ссылаясь на то, что ему нужно двигаться быстро и тихо.

— Герцог рад, что с тобой все в порядке и ты здоров, — продолжил Гримсворт. — Но он также послал тебе печальные вести. Твой друг Паг пал в первом набеге на лагерь цурани и был взят ими в плен. Лорд Боррик разделяет твою утрату.

Томас молча встал и прошел вглубь пещеры. Он сел к задней стенке и несколько мгновений сидел неподвижно, как скала, окружающая его. Потом плечи его слегка затряслись, потом все сильнее, и наконец он весь задрожал, а зубы застучали, словно от холода. Потом выступили непрошенные слезы, и он почувствовал, как горячая боль, стискивая грудь, поднимается к горлу. Он беззвучно втянул в себя воздух, и его тело сотрясли тихие рыдания. Боль стала почти невыносимой, и внутри него возникло семя холодной ярости, которая стала прорываться вперед, замещая горячую боль и печаль.

Долган, Гримсворт и остальные смотрели, как он возвращается в свет костра.

— Скажи, пожалуйста, герцогу, что я благодарю его за то, что он думает обо мне, — попросил Томас следопыта.

Гримсворт кивнул.

— Хорошо, скажу, паренек. Я думаю, сейчас ты можешь побежать со мной в Крайди, если хочешь вернуться домой. Уверен, что принцу Лиаму пригодился бы твой меч.

Томас немного подумал. Хорошо было бы снова увидеть дом, но в замке он будет всего лишь еще одним учеником, хоть и носящим оружие. Ему позволят сражаться, если на замок нападут, но, конечно, ему не позволят участвовать в набегах.

— Спасибо, Гримсворт, но я останусь. Здесь еще много чего нужно сделать. Я попросил бы тебя передать моим матери и отцу, что я в порядке и думаю о них, — сказал он и садясь добавил:

— Если мне суждено вернуться в Крайди — я вернусь.

Гримсворт пристально посмотрел на Томаса, и уже, казалось, собирался заговорить, но заметил, что Долган слегка качнул головой. Следопыты Натала больше других людей Запада понимали эльфов и гномов. Здесь происходило что-то, что Долган хотел на настоящее время оставить скрытым, и Гримсворт склонился перед гномьей мудростью.

Как только трапеза была окончена, расставили часовых, а остальные приготовились ко сну. Костер постепенно гас, и Томас услышал звуки нечеловеческой музыки и снова увидел пляшущие тени. Прежде чем сон охватил его, он ясно увидел одну фигуру, стоящую немного в стороне от остальных: высокий воин с суровым лицом, спокойный и могучий, одетый в белый плащ с золотым драконом.

Томас стоял прижавшись спиной к стене туннеля. Он улыбался ужасной жестокой улыбкой. Глаза расширились: ярко-белое вокруг бледно-голубых радужных оболочек. Он стоял неподвижно. Пальцы сжимались и разжимались вокруг эфеса его бело-золотого меча.

Перед глазами мерцали образы: высокие изящные люди, летающие на спинах драконов и живущие глубоко под землей. Внутренний слух различал еле слышную музыку и странный язык. Давно умерший народ взывал к нему, народ, изготовивший эти доспехи, совершенно не предназначенные для использования человеком.

Видения приходили все чаще и чаще. В основном он мог сохранять сознание свободным от них, но когда в нем поднималась жажда боя, как сейчас, образы обретали глубину, цвет и звук. Напрягшись, он мог слышать слова. Они были тихими, но он почти понимал их.