Читаем Ученик чародея (Часть 1-6) полностью

На этот раз и Крауш ничего не имел против перерыва в заседании для проверки заявления Линды о якобы примененной к ней пытке. Началось медицинское освидетельствование Линды, производство дознания в прокуратуре, экспертиза. Крауш ходил злой: все это было комедией, разыгрываемой преступниками с целью затянуть процесс. С виноватым видом ходил защитник Квэпа. Игра его подзащитного ничего не прибавляла к надеждам защиты.

В один из дней этого вынужденного перерыва Мутный попросил свидания с прокурором. Он сказал, что готов дать любые показания, какие нужны обвинению, и начнет с того, что признает подсудимого Квэпом.

- Позвольте, - возмутился Крауш, - вы же показали на предварительном следствии, что не знаете его имени.

- Конечно, - не смущаясь, ответил Мутный, - он явился ко мне в совет под именем Строда, но у меня тогда уже закралось сомнение в том, что это его настоящее имя.

- Откуда же вы узнали, что его зовут Квэпом? - удивился Крауш.

- От вас, - невозмутимо заявил Мутный. - Я вам верю, гражданин прокурор, и покажу все, что хотите, понимаете - все, все, - упирая на это слово, повторял Мутный. - За это я ничего даже и не прошу, решительно ничего!.. Услуга правосудию.

- Ну, знаете!.. - Краушу казалось, что если он сейчас не закурит, то разразится таким кашлем, какого никто еще и не слыхивал. Но, давясь, он успел все же отдать приказ увести Мутного и только тогда скорчился в мучительном приступе.

Прошло четыре дня перерыва. Заседания суда возобновились с того, что была доказана ложность показаний Линды о применении к ней недозволенных законом методов допроса. Крауш хранил молчание. Молчала защита. В зале царила мертвая тишина. Когда председательствующий разъяснил Линде, что таким же образом будет опровергнуто всякое недобросовестное заявление, направленное к обману суда, и дело кончится только тем, что разбирательство будет продолжаться в ее отсутствие, - зал ответил дружными рукоплесканиями.

- Линда Твардовская, - спросил председательствующий, - признаете ли вы, что обвиняемый ваш муж - Арвид Квэп?

- Нет!

- Обвинение докажет, что на скамье подсудимых сидит не кто иной, как Арвид Квэп, - сказал Крауш.

- Опять мои подписи под протоколами? - с необычным для него проворством оборачиваясь к суду, крикнул Квэп. - Не выйдет! Если не хотите, чтобы я сделал такое же заявление, как Твардовская...

- И с таким же успехом... - вставил Крауш.

- Обвиняемый Квэп, - спокойно спросил председательствующий, - вы хотите сделать заявление?

Квэп подумал, прежде чем ответить, и, наконец, негромко пробормотал:

- Пока не хочу... Пока!

И вот перед судом потянулась вереница людей, уже знакомых следствию.

- Свидетель Петерис Шуман, - спрашивал Крауш, - этот ли человек пришел к вам ночью с требованием подсунуть следствию подложную фотографию ареста Круминьша?

- Да, этот! - твердо сказал священник.

- Свидетель Альбина Гайле, этого ли человека вы видели в форме офицера милиции идущим рядом с "арестованным" Круминьшем?

Матушка Альбина, не торопясь, достала очки, долго, старательно водружала их на нос и так же долго, пристально вглядывалась в Квэпа. Крауш следил за ее лицом. Ему начинало казаться, что старушка колеблется: не решается сказать да, но не смеет сказать и нет.

- Если бы на нем была форма, я бы сразу сказала, он или не он, проговорила она наконец.

- Может быть, вам поможет вот это, - сказал Крауш, передавая ей фотографическое изображение "ареста". Переводя взгляд с фотографии на Квэпа, Альбина сличала их. Так же степенно, без спешки, как делала все, вернула фотографию Краушу и, сдвинув очки на кончик носа, обвела взглядом судей, одного за другим, обернулась к прокурору, посмотрела на него. Словно ей доставляло наслаждение мучить этих людей, не говоря уже о зале, затаившем дыхание, чтобы не пропустить ее ответа. И вдруг быстро, но отчетливо произнесла:

- Даже если бы меня заставили тут присягнуть на кресте и святом евангелии, я не могла бы сказать "нет"... Это он! - Она несколько раз сердито ткнула сухим пальцем в сторону Квэпа, приговаривая: - Он, он!

Перед судейским столом прошел старый рыбак с берега Лиелупе, узнавший обладателя "ряпого" пальто; лаборант из "Рижского фото" сказал, что именно подсудимый сделал ему заказ на монтаж фотографии; Лайма Зведрис узнала "товарища Строда", душившего ее на лодке и сбросившего в озеро Алуксне; прислуга алуксненской гостиницы опознала своего постояльца; сапожник владельца сапог с узкими носами. Портной Йевиньш, не сдерживая негодования, крикнул: - Пусть он покажет вам свою грудь, пусть покажет горло с белым шрамом; только если на ней нет орла со свастикой и полосы от удара, нанесенного моей рукой, - теперь-то я могу в этом признаться, - только тогда я скажу, что это привидение Квэпа, а не сам Квэп!

- На же, гляди, - раздалось со скамьи подсудимых, и Квэп, рванув рубашку, обнажил грудь - она была чиста.

Квэп повернулся так, чтобы показаться публике, и едва ли в зале нашелся хоть один человек, у которого не вырвалось бы восклицание удивления и испуга.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза