Ученик дьявола

— Сопровождать, ну… следить за вами. Я мечтаю стать частным детективом, как Сэм Спейд из книжки или Мэннокс из телесериала. Я был очень осторожен. Не хотел, чтобы вы что-то заметили. Хотите взглянуть на снимки?

Тодд достал из заднего кармана сложенный вдвое желтый конверт. От тепла клапан приклеился. Он аккуратно его отклеил. Глаза сверкали, как у мальчишки, думающем о своем дне рождения, или о Рождестве, или о петардах и ракетах, которые он будет запускать в День независимости четвертого июля.

— Ты меня фотографировал?

— Еще бы! У меня есть маленький аппарат. Кодак. Тонкий и плоский, и помещается на ладони. Если отвинтить ремешок, то можно снимать объекты просто держа камеру в руке и раздвигая пальцы, чтобы не закрывать объектив. Потом нажимаешь кнопку большим пальцем. — Тодд скромно захихикал. — Пока я отвинчивал ремешок, столько наделал кадров со своими пальцами. Держал его вот так. И считаю, что можно сделать, что угодно, если постараться. Это затасканная фраза, но это правда.

Курт Дуссандер стал бледнеть прямо на глазах.

— Ты печатал снимки в агентстве, да, мальчик?

— Чего? — Тодд поглядел возмущенно и испуганно, потом с подозрением. — Нет, конечно, что я, дурак, что ли? У моего отца есть фотолаборатория. Я сам проявляю и печатаю снимки с девяти лет.

Дуссандер ничего не сказал, но у него слегка отлегло от сердца, и лицо снова стало приобретать живые краски.

Тодд протянул ему несколько блестящих снимков, неровные края которых выдавали их домашнее происхождение. Дуссандер просмотрел их в печальном молчании. Вот он сидит у окна в автобусе в центре города, спина прямая, со свежим номером газеты Джеймса Миченера «Сентенниал» в руках. Вот он на автобусной остановке на Девон-авеню с зонтом под мышкой, гордо подняв голову и напоминая Шарля де Голля в лучшие его годы. А здесь он стоит в очереди под навесом театра «Мажестик», прямой и молчаливый, сильно выделяющийся своей выправкой и ростом среди вальяжных подростков и бесцветных домохозяек в бигудях. Наконец, вот заглядывает в свой собственный почтовый ящик.

— Я боялся, что здесь меня засечете, — сказал Тодд, — это было очень рискованно. Я стоял напротив. Как жаль, что у меня не было «Минолты» с телеобъективом. Когда-нибудь… — сожалел он.

— У тебя, конечно же, была заготовлена история, на всякий случай.

— Я собирался спросить, не видели ли вы моей собаки. Так вот, когда я проявил пленку, то сравнил снимки вот с этим.

Он протянул Дуссандеру три ксерокопии фотографий. Дуссандер их видел раньше, и не раз. На первой он в своем кабинете в Патине; ее так отретушировали, что ничего не было видно, кроме него и нацистского флага на древке у стола. Вторая фотография была сделана в день его поступления на службу. На последней он пожимал руку Генриху Глюку, который подчинялся только самому Гиммлеру.

— Я тогда был уверен, но не мог разобрать, есть ли у вас заячья губа из-за ваших проклятых усов. И чтобы убедиться окончательно, раздобыл вот это, — сказал Тодд.

Он достал последний листок из конверта. Листок был сложен в несколько раз и загрязнился на сгибах. Уголки загнуты и стерты — такой становятся бумаги после долгого пребывания в карманах мальчишек, у которых всегда есть, чем заняться и куда пойти. Это была копия израильского объявления о розыске Курта Дуссандера. Держа листок в руках, Дуссандер подумал о трупах, которые не успокоились и не желают быть погребенными.

— Я снял ваши отпечатки пальцев, — сказал Тодд, улыбаясь, — а потом сравнил с теми, что на листе розыска.

Дуссандер от изумления открыл рот, а потом выругался по-немецки.

— Не может быть!

— Почему? Мама с папой подарили мне в прошлом году на Рождество набор для снятия отпечатков пальцев. Настоящий, а не игрушечный. Там порошок, три кисточки для трех разных поверхностей и специальная бумага, чтобы переводить отпечатки. Мои родители знают, что я хочу быть частным детективом, когда вырасту. Естественно, они думают, что я перерасту. — Он отмел эту идею безразличным пожатием плеч. — В книге рассказано все про линии, поля и точки похожести. Они называются сравнительные признаки. Нужно восемь таких признаков, чтобы отпечаток был принят судом. Так что однажды, когда вы были в кино, я пришел сюда, напылил порошок на почтовый ящик и дверную ручку и снял все отпечатки. Здорово, да?

Дуссандер молчал. Он сжимал подлокотники кресла, и его беззубый, провалившийся рот дрожал. Тодду это не нравилось. Казалось, старик вот-вот расплачется. А это уже было смешно. Кровавый изверг Патина в слезах? Скорее Шевроле обанкротится, или Макдональдс откажется от гамбургеров и станет продавать икру и трюфели.

— У меня два комплекта отпечатков. В одном из них нет ни одного похожего на те, что в розыске. Очевидно, это пальцы почтальона. Остальные — ваши. Я нашел больше восьми признаков. Нашел четырнадцать и отличных. — Он улыбнулся. — Вот так все и было.

— Ты — маленький ублюдок, — сказал Дуссандер, и на секунду его глаза опасно засверкали. Тодд опять ощутил страх, тот же-что и в прихожей. Потом Дуссандер снова откинулся назад.