Выйдя из Института, Джордж поспешил в сторону Хай-стрит, но свернул в ботанический сад. Остановился и посмотрел на дерево гинкго, которое давно «усыновил», так как оно напоминало ему детство в Белмонте. Джордж пересек сад, обойдя стороной музей, и пошел в сторону римского моста. На другой стороне Энна он обнаружил, что повернул в сторону Бэркстауна в смутном намерении дойти до дома номер шестнадцать по Заячьему переулку, как если бы надеялся найти там второго, совершенно иного Джона Роберта. Джордж чувствовал, что ему очень важно иметь цель. Он пошел быстро. Однако, дойдя до Бэркстауна, он решил направиться на общинный луг по железнодорожному переезду и старой выемке. Джордж прошел мимо «Лесовика», который как раз открывался. Несколько человек видели в тот вечер Джорджа, идущего мимо, но болезненная гримаса на его лице не показалась им чем-то необычным. Никто не попытался с ним заговорить.
Идя по заросшему травой дну выемки, Джордж заметил цветы, растущие на откосах, — наперстянка, окопник, вьющаяся бордовая вика с еле заметными полосками. «Это день первый, — подумал Джордж, — первый час нового мира, в котором все будет совсем по-иному. Я претерпел изменение космических масштабов, изменился каждый мой атом, каждая частица, я переключился в совершенно новый режим бытия». Еще он подумал: «Этому суждено было случиться, суждено, суждено. Я сделал, что должен был сделать, у меня хватило храбрости, хватило преданности». И еще он подумал: «Странно, что я так и не узнал, каким образом ученик Шлика убил его. Теперь это не важно». Выемка кончилась, и он принялся карабкаться вверх, на общинный луг. С этой точки виднелись на горизонте камни Эннистонского кольца, как их часто изображают на открытках. Джордж направился к Кольцу. За камнями виднелось яркое вечернее небо — оно было синим, безоблачным, словно воплощение счастья. Он почувствовал, как в нем разрастается боль: жуткая, уродующая боль раскаяния. Он взмолился: «О, простите меня, дайте мне умереть прямо сейчас, умереть, умереть».
Поднявшись на верх общинного луга, Джордж увидел в отдалении нескольких человек. Он пошел по высокой траве в сторону Кольца. От яркой синевы небосвода, раскинувшегося над камнями, у Джорджа заболели глаза, и он перевел взор туда, где солнце, спускаясь по небу, скрылось за небольшим облаком на фоне нежной, словно чуть полинявшей синевы… Но с солнцем, сверкающим сквозь туманный свет, что-то произошло или происходило. Оно было уже не круглое, но приняло форму звезды с длинными острыми подвижными лучами, которые все время втягивались и вырастали и каждый раз, вырастая, наливались ослепительным жгучим сиянием. Звезда продолжала пылать и гореть, словно в вечернем небе бушевал пожар, и вокруг нее вились языки пламени. Вдруг в центре звезды появился черный круг, превратив ее в огромный подсолнух. «Надо смотреть на черную часть, — подумал Джордж, — тогда все будет в порядке». Пока он смотрел, черная часть увеличилась, почти закрыв диск солнца, — снаружи остались только длинные пылающие лепестки пламени, мечущиеся во все стороны. Темная часть была черной-черной, а лепестки сияли режущим глаз, переливающимся электрическим золотом. «Оно меня убивает, — подумал Джордж, — эта штука — смерть, это моя смерть, о которой я молился. Боже, помоги мне отвернуться, иначе оно выжжет мне глаза». Он отвернулся, резко дернув головой. Разглядел очертания Эннистонского кольца, которое было совсем близко и купалось в странных, ярких сумеречных лучах. Потом из-за Кольца возник сверкающий серебряный космический корабль в форме тарелки, он летел низко над лугом, приближаясь. Тарелка очень медленно подлетела к Джорджу и, приблизившись, испустила луч, который ударил ему в глаза. Непроглядная черная тьма объяла Джорджа, он упал на колени и без чувств распростерся в высокой траве.
На этом месте чуть позже и нашел его отец Бернард. Священник сначала пошел к Диане и застал ее за раскладыванием на кровати цветастых летних оборчатых платьев, в которых Диана собиралась ехать в Испанию. Священнику удалось скрыть от Дианы свое душевное состояние, и он пошел дальше, в Друидсдейл, где обнаружил Стеллу. Та сразу поняла: случилось что-то очень плохое, но священник ей ничего не сказал, кроме того, что ему надо срочно найти Джорджа. Отцу Бернарду уже пришло в голову, что Джордж мог побежать на общинный луг, а если так, то он, скорее всего, окажется у Кольца. Отец Бернард пошел туда и долго тщетно шарил в высоких травах, чуть не плача от усталости и отчаяния, натыкаясь на влюбленные парочки, надежно скрытые некошеной травой. Он уже начал разуверяться в своей интуиции и опасаться, что, где бы ни был Джордж, живым его не найдут. Когда наконец священник завидел в зеленом море, на которое уже легли длинные тени, серое пятно знакомого пиджака и черные волосы, он упал на колени возле тела с криком благодарности.
Джордж лежал ничком, и когда священник положил руку на сутулые плечи, ему сперва показалось, что Джордж спит или без сознания.
— Джордж, это я, отец Бернард, я пришел за тобой, просыпайся.