Ученик философа

Когда за Томом закрылась дверь, Алекс обратилась к Руби, которая все так же сидела на стуле у двери:

— Как ты смеешь сидеть в моем присутствии, как ты смеешь входить в гостиную и слушать наши семейные разговоры! Выйди сейчас же, пожалуйста.

Руби поднялась с места, а Джордж сказал:

— Руби, милая, будь добра, сделай нам, пожалуйста, сэндвичей. Ты знаешь, какие я люблю, — с помидорами, огурцами, кресс-салатом и плавленым сыром.

Руби исчезла.

— Я ее боюсь, — сказала Алекс. — Она изменилась, как будто в ней поселился злой дух. Она даже увеличилась, стала как большой робот.

— Она практически член семьи, — сказал Джордж, — и к тому же она уже старая. Она все про нас знает. Это ее единственный интерес в жизни.

— Да, и она всем разбалтывает! Она распускает про нас отвратительные сплетни в Институте. Я уверена, она кому-нибудь рассказала, что ты смотрел на девочку в бинокль. Она видела из сада. Она вездесуща.

— Ну и ладно, — сказал Джордж, — Это не важно.

Он чихнул.

— Ты простужен.

— Да, Том меня заразил.

— Я думаю, что людей глупее и плаксивей Габриель просто не бывает. И еще она в тебя влюблена.

— Да. Это тоже неважно.

— Сядь, — сказала Алекс, — Почему ты сегодня пришел?

— Из-за Ящерки Билля.

— Я так и думала.

Она села рядом с Джорджем и молча глядела на него. Она давно не разглядывала его как следует. Джордж выглядел старше, он стал ей чужим, а как, почему — она не могла выразить. Возможно, она привыкла видеть созданный ей самой образ, а теперь он вдруг устарел. Волосы у Джорджа чуть отросли (он давно не стригся) и слегка поседели у висков. Вокруг глаз появились белесые морщинки. Его опять явно тяготили заботы. Мальчишеский шарм куда-то делся. Проступило лицо постарше, лицо шестидесяти- или семидесятилетнего Джорджа, не такое пухлое, более костлявое, более морщинистое. Морщинки наметились на лбу, который так дол го сохранял гладкость. Алекс глядела, ощущая прилив болезненной любви к сыну. Она думала: «Я почему-то была уверена, что Джордж неуязвим, молод, его не коснется старость, думала, что он чем-то похож на меня, гарантия моего существования. А теперь он выглядит как обычный затюканный, заурядный, потасканный человечишко». Костюм у него был сильно поношенный, рубашка грязная, и заметно было, что он давно не брился.

Джордж в это время смотрел на Алекс и думал: «Какая она стала старая, закостенелая, у нее какой-то нездоровый вид, она сутулится, а кожа потемнела, высохла, и как будто стала ей велика, и вроде как грязная, уголки рта обвисли, утонули в длинных мрачных бороздах, и неужели обязательно в таком возрасте красить глаза. У нее жалкий и трогательный вид, я никогда не видел ее такой».

Джордж улыбнулся, сморщил короткий нос — очень похоже на Зеда, — показал короткие квадратные, широко поставленные зубы и снова помолодел.

— Алекс, я рад тебя видеть.

— Джордж, я тоже рада тебя видеть.

— Билл был человек. С ним я мог бы поговорить.

— Жаль, что не поговорил.

— Это не важно, но все равно печально. Его смерть коснулась древнего, первобытного.

— Чего древнего? — спросила она, но он не ответил.

— Ты знаешь, я чувствую, что изменился. Может, Габриель была права. Как она сказала? «Спасен», «вернулся».

— Изменился? Как именно?

Руби принесла сэндвичи и удалилась.

— Я есть хочу. А ты?

— Нет, спасибо, — сказала Алекс.

Джордж набросился на сэндвичи. Он не ел со вчерашнего полудня. Он сказал:

— Мы едем в Испанию.

— Мы?

— Я и Диана Седлей. Мы будем жить в Испании на мою пенсию.

— Где именно в Испании? — спросила Алекс, пристально глядя на него суженными кошачьими глазами.

— Я пока не знаю. Где-нибудь, где недорого. Нам надо посмотреть на карту, поспрашивать советов. У меня отложено немного денег, ну и пенсия неплохая. В Испании ее хватит на большее. Будем жить у моря, питаться дешево, рыбой, оливками и фруктами. Мне вдруг пришло в голову, что я все-таки могу быть счастлив, еще не поздно, еще возможно получить что я хочу. Мы станем другими. Навсегда забудем про этот город.

— Можно и мне с вами? — спросила Алекс.

Джордж перестал жевать.

— А ты хочешь?

— Да, очень. Я не буду вам мешать. Поселюсь где-нибудь не очень далеко и буду приглашать вас на обеды. Иногда будем плавать вместе.

— А Диана?

— Я против нее ничего не имею, почему бы и нет.

— Даже если она захочет стать Дианой Маккефри? Она хочет.

— Да, я чувствую, что я тоже меняюсь. Какая-то революция в нас произошла.

— Может, это из-за Уильяма, часть его души перешла в нас. Только это началось уже давно… я теперь понимаю… давно уже.

— Так можно мне с вами? У меня много денег. Мы сможем построить два дома, я куплю машину.

— Алекс, — сказал Джордж, — это вдохновение, мы стали богами!

Он посмотрел на нее, и Алекс увидела в сияющем, благодушном, безумном лице отражение своего собственного лица. Они уставились друг на друга.

— Мне нужно идти, — сказал Джордж.

— Я буду думать про то, как вы с Дианой смотрите на карту.

— Не беспокойся, — пробормотал Джордж, — Там, дальше, есть еще место.

— Дальше Испании?