Ученик якудзы

— У безупречного Воина сознание неотделимо от тела. До тех пор пока он сам не решит их разделить.

* * *

Две тысячи четыреста пятьдесят семь… Две тысячи четыреста пятьдесят восемь… Две тысячи четыреста пятьдесят девять…

Боли практически не чувствуется, несмотря на то что верхний слой веревок сихан срезал, а второй постепенно превращается в трепещущие на ветру лохмотья. Удары падают на бревно со скоростью восемьдесят ударов в минуту. Это выверено точно — первое время старик ставил на землю обыкновенные часы, заодно тренируя у ученика чувство ритма и времени. Конечно, можно пробить и сто, и даже сто шестьдесят ударов. Но после этого будешь минут десять дышать как тот древнегреческий парень, что на своих двоих отмахал сорок километров и, загнавшись, помер. И зачем было пёхом в такую даль переть? Непонятно. Лошадей у них тогда не было, что ли?..

Правда, в последнее время сихан потребовал после каждой тысячи ударов вставлять минуту двойной нормы. Те самые сто шестьдесят ударов. А после — отдых трусцой вокруг озера с новыми «стельками», шипы которых по милости престарелого садиста удлинились втрое. Как и палки. Которые теперь при сидячем отдыхе опускать на землю категорически не разрешалось.

— Неплохо, нингё, — раздалось за спиной.

Виктор обернулся.

Стоя за его спиной в небрежной позе, Масурао одобрительно улыбался. Над его левым плечом торчала рукоять боевого меча. А перед ним смиренно стояли на коленях два человека. Головы несчастных были запрокинуты назад, так как Масурао жестко держал их за волосы обеими руками.

«Похоже, те самые китайцы, о которых говорил Колян», — промелькнуло в голове Виктора.

— Из тебя может получиться толк, белая кукла, — продолжал Масурао, белозубо скалясь. — Но знаешь, чего тебе будет всегда не хватать?

Масурао отпустил волосы людей, и те инстинктивно качнулись вперед…

Вернуться в исходное положение они не успели.

Меч Масурао, описав сверкающую дугу, одновременно снес головы обоим несчастным.

Окровавленные обрубки шей одновременно ткнулись в мерзлую землю. Одна из голов подкатилась к ногам Виктора, прыснув алой струей на босую ступню.

— Говорят, ты учишь японский, — усмехнулся Масурао. — Так вот, запомни — это называется саккацу, свобода убивать. Один из основных принципов синоби. Но в твоей глупой голове слишком много мыслей о добре, зле и другой подобной ерунде. Поэтому тебе никогда не стать настоящим Воином Ночи. Ты навсегда останешься куклой.

Меч Масурао распорол воздух. Кровь убитых, слетев с полированной поверхности клинка, выписала на вытоптанной поверхности тренировочной площадки идеальную прямую линию.

— Запомни это тибури, кукла, — сказал Масурао, вкладывая сверкающий на солнце меч в ножны за спиной. — После того как мой меч пройдется по твоей шее, я начерчу такое же и заставлю твою мертвую голову смотреть на него, пока в ее глазах не угаснет жизнь…

— …Как я вижу, здесь побывал Масурао, — задумчиво сказал сихан, хмуря седые брови…

Комок стоял в горле, мешая дышать.

Это был не сон.

Голова убитого китайца лежала на земле, и ветер играл ее волосами, норовя опрокинуть и покатить по площадке, словно забытый хозяином футбольный мяч.

— Чрезмерное чувство собственной важности когда-нибудь подведет его, — продолжал сихан. — Ну куда это годится — выписывать тибури в форме иероглифа «один». Неужто он и вправду думает, что везде и во всем будет первым?

— Думаю, он просто понимает, что всегда будет одинок, — сглотнув комок, хрипло произнес Виктор. — Кто ж окажется настолько ненормальным, чтобы быть рядом с таким ублюдком?

Сихан с грустью покачал головой.

— Если бы ты знал, как ты ошибаешься, — произнес он. — Подобное тянется к подобному. Это благородство и добродетель всегда будут в одиночестве.

— Может быть, и так, — сказал Виктор. — Но вы как-то говорили, что мы ненавидим тех, кто является отражением нас самих. Неужто я похож на этого урода?

— Отражение может быть и перевернутым, — тихо ответил сихан. — А свобода убивать и свобода даровать жизнь и в том и в другом случае остается всего лишь свободой выбора.

* * *

Глиняный пол приятно холодил ороговевшие ступни. Приученные к запредельным нагрузкам ноги легко несли тело, мягко и бесшумно перемещая его так, словно оно ничего не весило. Не это ли и есть то самое ощущение накопленной личной силы?

Жесткий удар ногой прилетел из ниоткуда. Вернее, Виктор его просто не увидел.

— Много думаешь о пустом, — проворчал сихан. — Именно такие мысли мешают достижению состояния Пустоты. Запомни, твои успехи — ничто. Как только человек успокаивается на достигнутом, его путь к вершине горы заканчивается и начинается падение вниз.

Виктор продышался, помассировал живот, в который пришелся удар, и кивнул — готов.

И тут же упал, больно приложившись спиной о твердый пол старого додзё.

— Сегодня ты никуда не годишься!

Сихан с досадой ударил сжатым кулаком о ладонь левой руки.

— Очисти сознание! Твой разум должен быть подобен поверхности озера, отражающей лунный свет в весеннюю ночь. Когда он замутнен, ты не видишь ни противника, ни себя. Как может слепой следовать Пути?