Ученик якудзы

«Есть гораздо более быстрые яды. Почему торикабуто?»

В глазах Граберта промелькнуло отчаяние.

— Воин, потерявший господина, становится ронином, — хрипло проговорил он вслух. — Воин, предавший господина, зовется урагири[38]. Но господ может быть много, а истинный Учитель всегда один. Воин, убивший своего Учителя не в бою, не имеет названия. Он просто перестает быть воином.

Мастер улыбнулся. Полная маскировка перестала иметь смысл. Он умирал. И его ученик тоже готовился умереть.

— Ты убил Учителя, но ты выполнил приказ и не предал господина, — произнес он. — Хотя господин предал тебя.

Граберт бросил на Мастера непонимающий взгляд.

— Он знал меня, знал тебя и решил, что мы убьем друг друга, — сказал Мастер. — Но ты будешь жить.

— А надо ли? — прохрипел Граберт.

— Надо, — кивнул Мастер. — Адольф не достигнет Новой Швабии. Зато ее достигнешь ты.

— Но, Учитель!

Сёдзи между двумя мирами приоткрылось. Страна Токоё звала к себе Мастера.

Он покачал головой.

— Ты принес?

— Да.

Из-за пазухи Ученик достал изогнутую палку, выкрашенную в траурный белый цвет, и с поклоном протянул ее Учителю.

В ответ Мастер протянул обратно конверт с номерами банковских счетов.

— Возьми. Тебе это понадобится.

Ученик принял конверт не прекословя. Воля умирающего — закон для остающихся жить.

Мастер взял палку обеими руками и сдернул ножны со скрытого лезвия.

Кусунгобу. Самурайский кинжал для совершения сэппуку. Реликвия, передаваемая из поколения в поколение.

Клинок вошел легко, освобождая ками из плена несовершенной плоти.

— Ты достигнешь Новой Швабии. Это… моя последняя… просьба, — сказал Мастер, сбрасывая с себя тело словно старую, изношенную одежду.

В глазах Граберта стояли слезы.

«Жизнь не стоит слез, — прозвучало в его голове. — Мы еще не раз встретимся на Пути Синоби».

* * *

Бывает, возникает такое чувство — ты знаешь, что на тебя смотрят. И очень хочется обернуться. Вроде лежишь носом к стенке, пригрелся, кайф одним словом — ан нет, так и подмывает разворошить свернутую из одеяла тёплую скорлупу и глянуть через плечо. Хотя доподлинно знаешь, что нет там никого и быть не может.

И все же Виктор обернулся…

Она сидела на старом ящике и смотрела на него.

Виктор мог бы поклясться, что с той самой минуты, как он в очередной раз очнулся на лежбище Коляна в знакомом сарае, ни одна живая душа не переступала порога. Однако факты — вещь упрямая.

Такие глаза он видел лишь однажды в японском мультике про каких-то летающих суперменов. Там они принадлежали девчонке, которую поначалу все шпыняли, а потом она круто мстила вражьей силе. Чем дело кончилось, Виктор не досмотрел — скука одолела. Да и потом на фига здоровому мужику импортные сказки про японских школьниц с фигурами Памелы Андерсон и глазищами, которых не бывает в природе.

Однако — вот оно. Бывает. Правда, что за фигура у девчонки, было не разобрать. На ней мешком висел какой-то балахон типа матерчатого комбинезона, как минимум на размер больше того, что было нужно. И сама она была от силы годов шестнадцати от роду — маленькая-маленькая. Такой в школе за партой сидеть надо, а не мужиков в сарае разглядывать, пока те от новых трендюлей в себя приходят.

«И неудивительно, что не услышал, как она вошла, — подумал Виктор. — В ней весу поди пуда два от силы».

А вслух сказал:

— Коннити ва, о-гэнки дэс ка? О-намаэ ва?[39]

И ничего не понял.

«Господи, что я несу?»

И вдруг он вспомнил…

Совсем недавно, в том, последнем, сне про разрушенный город и подлого переодетого фашиста он говорил и думал на японском языке!

Он был тем Мастером!

Он знал и умел всё, что знал и умел тот человек из сна… нет, скорее бреда, беспамятства, в который его отправил своим окриком человек в черном. Потому что не могут быть настолько реальными сны!

Не могут!

Не могут!!!

— Хай, о-кагэсама-дэ, — ответила девчонка. Ее глаза стали еще больше от удивления, хотя казалось, что больше уж некуда. — Ватаси ва Майуко дэс. О-гэнки дэс ка?[40]

Виктор был близок к панике и ничего не понял из того, что сказала девчонка. Ему показалось — еще немного, и он сойдет с ума. Обхватив виски руками, он зажмурился и застонал.

— Нан дэс ка?![41] — бросилась к нему девчонка.

— Отстаньте вы все от меня, — простонал Виктор. — Ни хрена я по-вашему не понимаю! Дайте с ума сойти спокойно!

Послышался шорох отодвигаемой в сторону двери. Голос Коляна что-то проворчал по-японски, девчонка пискнула в ответ и убежала.

— Чо, братуха, опять довыпендривался? Сильно колбасит? — осведомился Колян.

— Не то слово, — простонал Виктор. — Башка гудит, сны снятся про японцев. И еще я по-ихнему говорить начал.

— Так это нормально, — сказал «братан», вновь ставя рядом с Виктором карликовый столик. — Сны всем снятся, а с волками жить — по-волчьи выть.

И добавил что-то на японском.

Виктор ничего не понял.

— Прикалываешься, да?

— Стало быть, говорить еще не начал, — философски отметил «братан», присаживаясь на пол рядом со столиком. — Ты хоть знаешь, на кого ночью наехал?