Подъем прекратился, как прекращается под утро болезненный бред, если сбить температуру. В мгновение Гвендолин очнулась. Она лежала ничком на мозаичном полу, собранном из цветных шершавых плиток. Эти плитки холодили левый висок и ухо, их прохлада вплеталась в волосы и пропитывала складки куртки. Пахло чем-то щемяще знакомым. Солью. Ракушками. Морем…
— Оставьте нас, — прозвучал глубокий, низкий женский голос. В нем чувствовалась власть, противиться которой казалось невозможным.
Когда шелест и шаги за спиной стихли — наверное, с глаз долой убрались все, кому велели, — Гвендолин собралась с силами и оторвала голову от пола. Обернулась. И в изумлении уставилась на высокую женщину в тончайших шифоновых одеждах, послушных малейшему колыханию воздуха.
Женщина была прекрасна, как… как Снежная Королева! Гвендолин переборола искушение поискать глазами Кая с его ледяным паззлом; не к месту и не ко времени мелькнул в памяти мальчишка-волшебник. Колдовская сила просвечивала сквозь кожу красавицы, делая лицо сияющим, точно полупрозрачный мрамор. Но не сходство с жестокой героиней сказки, не сила и не королевская стать поразили Гвендолин. Ее ошеломила прическа, венчавшая голову колдуньи: эффектная башня высотой в метр, скрученная из тугих темных кос в гигантскую морскую раковину, утыканную сверкающими драгоценными камнями и перетянутую золотыми нитями. В целом, драгоценностями колдунья была увешана с ног до головы: даже на пальцах босых ног красовались перстни!
У потрясенной Гвендолин не хватило духу оглядеться, но встать она встала. Выпрямилась, вздернув подбородок и накрепко стиснув зубы, чтобы не стучали.
— Ты, — заговорила колдунья, вперив в гостью окаменевший взгляд, — проникла в мой замок ночью. Тебе удалось выжить среди шша и не потерять человеческое обличье.
Слова прозвучали, как обвинительный приговор. За ними крылось обещание возмездия.
— У тебя две минуты на объяснения.
Гвендолин открыла рот, но из горла вырвался лишь беспомощный хрип.
Колдунья вскинула брови.
— Полторы минуты.
— Я… вы… — пролепетала Гвендолин.
— Минута, — спокойно сказала Кагайя.
Гвендолин зажмурилась. И внезапно стало легче! И дышать, и двигаться, и думать. Даже голос вернулся. А вместе с ним и память: Нанну советовала не заикаться о брате, не упоминать юношу-волшебника… Но как же, в таком случае, оправдаться?
— Тридцать секунд.
— Я просто пришла… — выдавила Гвендолин. — Я заблудилась.
Колдунья продолжала глядеть на нее не мигая. Ни один мускул на прекрасном лице не дрогнул, не раздулись в ярости тонкие ноздри, не дернулись черные ресницы, густо окаймлявшие холодные, как лед, глаза. И только полупрозрачные складки бесчисленных юбок колыхались, словно мутная взвесь в сосуде с жидкостью.
— Заблудилась, — наконец, медленно повторила колдунья, отвела взгляд от гостьи и шагнула к огромному камину. На исполинской мраморной полке толпилось несметное количество банок, флаконов и пузатых бутылей.
Освободившись от цепкого взгляда, Гвендолин хватанула ртом воздух. Да ведь она едва не забыла, как дышать! Чтобы стряхнуть оцепенение, попыталась оглядеться.
Похоже, эта, с позволения сказать, комната служила колдунье кабинетом. Вся мебель здесь выглядела до того внушительно и основательно, словно прослужила тысячу лет и прослужит еще столько же. Узкие стеллажи, забитые толстыми, как кирпичи, фолиантами, кривясь и проседая, упирались в потолок. Тут и там между ними втискивались стеклянные шкафчики с мутными колбами, в которых плавало что-то пузырчатое, белесое, похожее на прокисшие маринованные огурцы. Напротив прокопченного камина стоял исполинский стол из темного дерева; на нем тускло отсвечивали золотом часы, пресс-папье, шкатулки, чернильницы и разнообразные коробочки с гравировкой. Из подставок торчали писчие перья и ножички для вскрывания конвертов — Гвендолин видела такие в фильмах. Деревянный щит над камином покрывали шрамы от кинжальных клинков; пяток резных рукоятей торчал из него и сейчас, удерживая на весу полураскрытые пергаменты с какими-то каракулями. Не иначе как договоры о продаже души, скрепленные кровью, подумала Гвендолин. Та женщина, Нанну, кажется, упоминала подобную неприятность, приключившуюся с колдуном по имени Айхе. Или все это приснилось Гвендолин в горячке, пока кто-то тащил ее, полуживую, в замок?
Напротив стола, по-видимому, находилось окно, его скрывали портьеры. А стены…
Гвендолин моргнула раз, другой. Нет, не привиделось. Вместо стен кабинет был окружен гигантским аквариумом. Лениво плавающие в нем рыбы поблескивали чешуей и ворочали выпуклыми глазищами.
— В нашем мире немудрено заблудиться, — произнесла Кагайя, отворачиваясь от полыхающих в камине дров — а другого источника света в комнате не было. — Но выжить после захода солнца? Проникнуть за стены замка? Ты вздумала меня дурачить, девчонка, а я вранья не люблю.
Гвендолин втянула голову в плечи.
— Отвечай, как сюда попала, иначе скормлю тебя рыбам.
Гвендолин и рада была ответить, да в горле пересохло.
— Не зли меня, — предупредила Кагайя.