Ученик колдуньи (СИ)

— Выбора не было, — он посерьезнел и задумался, будто решая, рассказывать о себе или сменить тему. — С колдовством не шутят — оно не прощает ни дилетантства, ни халатности. Малейшая неосторожность оборачивается трагедией, если не умеешь с ним обращаться, не говоря уже об отравленной жизни: ходишь по струнке, собственной тени пугаешься, не имеешь права на оплошность, на срыв. Когда я в детстве злился, вокруг вспыхивали деревья и сверкали молнии. Когда обижался, невесть откуда брались тучи насекомых: ос, москитов, даже шершней. Неудивительно, что меня обходили за версту. Как мама ни старалась вырастить из меня «обычного ребенка», ничего путного не вышло.

— У тебя не было друзей?

— Да со мной из мальчишек даже драться никто не хотел — остерегались. Был у нас такой верзила по прозвищу Цепень, младшим прохода не давал: папаша из него доблестного воина воспитывал, ну и, покуда тот не возмужал, поощрял тренировки на «мелюзге». Вот он однажды прицепился: вроде, и статус сына вождя обязывал, и возраст — на три года старше, да и рост с весом — я ему в пупок дышал. Я решил: Цепня не одолеть, но стоять буду насмерть. А в разгар боя — после второй или третьей затрещины — его вдруг возьми да и выверни наизнанку. Грибов, поди, накануне объелся, или волчью ягоду в лесу сжевал. Все племя сбежалось: вопли, визг! Драконий выродок наслал порчу на сына Эйра Долговязого! Старейшины чуть не изгнали нас из племени, а для мамы это была бы верная смерть: превращение в крысу или гибель от зубов шша. Сам бы я не обратился, но защищать от колдовского мрака тогда ещё не умел.

— Почему же не выгнали?

Айхе пожал плечами. То ли действительно не знал, то ли не желал посвящать в детали.

— Слухи быстро расползаются. Выпусти муху, и через сутки вернется слон. Во многом старейшины, конечно, были правы: разве ребенок способен удержать в узде гнев или досаду? Но с тех пор в любых горестях, приключавшихся с племенем, винили «драконье проклятие». Я превратился в козла отпущения. Ну а коль скоро меня это тихонько бесило, на головы сплетников время от времени сыпались всякие паскудные невзгоды, вроде… — Айхе стушевался: — Давай лучше без подробностей.

— И правильно сыпались, — поддержала Гвендолин. — Я бы тоже наслала на тетку Тэххи порчу, если бы умела. Впрочем, я ведь так и поступила: притащила сюда Дэнни.

— Отыщем мы твоего брата, не раскисай. Вот вернусь от Цирцеи и наведу шороху в крысиной деревне.

Ох, как же она на это надеялась!

— Но ты все-таки ушел. Постой, а как же твоя мама?

— Мне едва исполнилось девять, когда она умерла, — сдавленный голос Айхе совсем потерял силу. Ссутулившись, юноша ковырял землю обломком сухой палки. — Ушла за диким медом и пропала. Из всех женщин, отправившихся тогда в лес, вернулись только две, совершенно невменяемые от ужаса. Из их бессвязного лепета я вычленил главное: в лесу на женщин напал волк, или призрак-оборотень, или еще какая-то тварь — кочевникам часто приходилось отбивать атаки зверей и нелюдей. Урывочно помню, как бродил по лесу и звал маму, искал хоть малейшие следы и отказывался верить в ее гибель. Казалось, будто с головой погрузился в кошмар, который никак не оборвется наступлением утра. Еще помню призраков, или оборотней — до сих пор не знаю, кем они были: иногда снятся по ночам, но всякий раз в новом облике. И клочья ткани снятся, мамина растерзанная одежда на замшелых камнях, ее ожерелье из камешков и деревянных бусин, которыми играл в детстве. А дальше — туман. Наверное, я тогда впервые… превратился. Очнулся весь израненный и черный от копоти на выгоревшем дотла пепелище. Тех чудищ не стало, но маму было уже не вернуть. Я, когда понял, что опоздал, чуть с ума не сошел. К кочевникам не вернулся, много дней бродил по лесу…

Айхе умолк. Воспоминания запеленали его в свои паучьи сети и отравили, истощили, высосали жизнерадостность. Минули годы, но страдания не притупились, а на плечи по-прежнему давил камень вины, и Айхе тащил этот камень, сгибаясь и изнемогая под его тяжестью, и ни с кем не мог поделиться. Гвендолин чувствовала, что в эту самую минуту он рассказывал о матери впервые. Никому, никогда…

— Ты не виноват.

Фальшивая насквозь, штампованная фраза. Разве она утешит?

— Айхе, а твой отец, он…

— Хозяин Ветров.

— Он из богов? — благоговейно прошептала Гвендолин. А ведь и впрямь, Нанну насмешничала, что Айхе одно время козырял какой-то небылицей о родстве с богом. Будто бы он этим ужасно гордился. Только меньше всего его понурая поза и бесцельное тыканье палкой в землю сейчас напоминали хвастовство.

— Никогда не встречал его вживую, но в галерее разрушенного дворца есть статуя…

— …дракона! Я там натолкнулась на разбитое мраморное изваяние.

Айхе кивнул.

— Когда-то в этих залах торжественно принимали высоких гостей. Их изображения высекали из камня и мрамора, вышивали на гобеленах и стягах. Им поклонялись и молились, их боялись и старались задобрить.

— Но ведь языческие боги…