Ученик лоцмана (СИ)

Последовал быстрый обмен репликами — раздражёнными, в пулемётном темпе, со стороны гнома и примирительно-настойчивыми от моей спутницы. Кстати, я выяснил, наконец, как её зовут — Дара ван Кишлерр. В ответ я назвался — и был, похоже, понят, поскольку она несколько раз повторила «Серж», а вслед за ней это проделал и владелец кабинета. Его имя, кстати, пока оставалось для меня загадкой, а вот фамилию девушки, весьма надо сказать, примерную, я точно слышал, причём совсем недавно — но никак не мог вспомнитть, где и при каких обстоятельствах…

Выяснив отношения с девушкой, на что ушло около пяти минут, гном переключился на меня. Теперь он говорил медленно, явно чередуя разные языки — и тут выбор у него был куда как пошире, чем у моей спутницы. Я насчитал не меньше десяти наречий, разительно отливающихся одно от другого и в плане фонетики и в плане лингвистики; после чего гром сдался, порылся в ящике стола, извлёк оттуда большую глиняную трубку и принялся неторопливо её набивать. Собственно, трубок было две; вторую, размерами поменьше, он протянул мне вместе с круглой жестяной коробкой табака, а когда я отказался — кивнул, уселся в низенькое, сильно потёртое плюшевое кресло, раскурил трубку от лампы и задумался, пуская облачка ароматного дыма. Предложить присесть нам гном за этими хлопотами забыл; некоторое время мы покорно стояли, потом Дара пожала плечами и вытащила из-под лабораторного стола два низеньких табурета; на них мы и уселись, терпеливо дожидаясь развития событий.

Сбоку зашуршало, и большой чёрный кот вспрыгнул, как ни в чём не бывало, ко мне на колени и принялся умываться. Дара шикнула на него, но зверь не обратил на девушку ни малейшего внимания; я же не решился даже погладить его, дабы не нарушать этот, несомненно, архиважный процесс.

Долго нам троим ждать не пришлось: видимо, табак оказал на мыслительный процесс гнома ожидаемо стимулирующее действие, потому что он крякнул, отложил трубку, и извлёк из ящика листок плотной желтоватой бумаги и книгу. Один из них он протянул мне (кот при этом недовольно дёрнул хвостом, соскочил с моих коленей и величественно удалился в соседнюю комнату)другим изобразил на верхнем листе несколько значков, и тыча грифелем по очереди в каждый из них, стал издавать звуки. Очевидно, это были буквы — и не иероглифы, а значки фонетического алфавита, мне незнакомого. Я сразу понял, что он от меня хочет, и стал повторять за ним звуки, рисуя под каждым из значков букву кириллицы. Гном, явно удовлетворённый моей сообразительностью, порылся на полке и извлёк большую, переплетённую в кожу книгу и раскрыл её. При ближайшем рассмотрении это оказался букварь, и дальнейшая работа шла уже с его помощью — причём гном тут же изображал на листке пары букв. Всего в его алфавите букв оказалось двадцать девять, и примерно полчаса ушло у нас на то, чтобы установить соответствие между ними и буквами русского алфавита.

Дара наблюдала за нами сидя тихо, как мышка. Когда с алфавитом было, наконец, покончено, гном сгонял её, видимо, на кухню, за кувшином пива, наполнил две глиняных кружки и предложил одну мне. Я ожидал, что утолив жажду, мы перейдём к следующему этапу освоения языка, то есть знакомству с простейшими словами и понятиями. Но вместо этого гном согнал Дару с табурета, с кряхтением взгромоздился на него обеими ногами — с нашей помощью, мы с девушкой поддерживали его во время этой акробатической операции под локти — и принялся шарить на одной из полок, свисающих с потолка на цепях. Это дало сразу двойной результат: во-первых, лаборатория наполнилась клубами сухой едкой пыли, от которой мы трое наперегонки зачихали, а во-вторых гном вытащил с полки прямоугольную доску. При ближайшем рассмотрении это оказалась не доска даже, а нечто вроде дубового багета, рамки, в которую был заключён прямоугольник неизвестного мне материала, более всего напоминающего камень, вроде тёмно-серого сланца. Сползши с табурета (опять-таки с нашей помощью) владелец кабинета вытер доску рукавом ночной рубашки и приложил к ней лист с местным и русским алфавитом, буквами вниз. Подержал его так около минуты, после чего небрежно отшвырнул бумагу, извлёк неведомо откуда кусочек мела и стал старательно выписывать на камне составленные из чужих букв слова. Я ожидал, что он станет произносить их, возможно, показывая жестами или рисунками значение того или иного слова — но вместо этого увидел такое, от чего у меня глаза полезли на лоб.