Я окаменел от такого предположения. Мне никогда не приходило в голову, что Уортроп может умереть. С учетом того, что я был сиротой и моя наивная вера в то, что родители будут жить вечно, была сломлена, я мог бы и рассмотреть такую возможность. Но нет — до сегодняшнего дня я и помыслить об этом не мог. Теперь меня передернуло. Что, если Доктор и правда умрет? Свобода? Да, свобода от того, что Кернс назвал «темным и грязным делом». Но свобода для чего? Куда я денусь? Что буду делать? Наверное, меня определят в интернат или подберут мне семью. Что хуже: жить под опекой такого человека, как монстролог, или влачить несчастное одинокое существование сироты, никому не нужного, лишенного всех надежд?
— Он не умрет, — сказал я больше самому себе, чем Малакки. — Он и раньше попадал в передряги.
— Я тоже, — ответил Малакки. — Прошлое не дает никаких гарантий на будущее, Уилл.
Я снова потянул его за рукав, поторапливая. Я не знал, как отреагирует Доктор, если обнаружит нас здесь, и у меня не было никакого желания выяснять это. Малакки оттолкнул меня, ткнув рукой в ногу. Что-то брякнуло у меня в кармане.
— Что это? — спросил он. — Что у тебя в кармане?
— Не знаю, — честно ответил я, потому что напрочь забыл. Я вытащил их из кармана, и они, щелкая и ударяясь друг о друга, легли у меня на ладони.
— Это домино?
— Нет, кости, — ответил я. — Они называются Кости судьбы.
Он взял одну и принялся рассматривать; его синие глаза восторженно заблестели.
— А для чего они?
— Предсказывать будущее, кажется.
— Будущее? — Он провел пальцем по хитрому лицу на изображении. — А как ими пользоваться?
— Я точно не знаю. Они принадлежат Доктору, точнее, принадлежали его отцу. Думаю, их подбрасывают в воздух и то, какой стороной и в какой последовательности они упадут, должно о чем-то говорить.
— О чем?
— О будущем, но…
— Вот и я говорю! Прошлое ничего не значит. Дай-ка мне их!
Он взял фигурки, сжал их между двух ладоней и потряс, перетасовывая. Фигурки заклацали — громкий звук разнесся эхом в холодном сыром воздухе подвала. Я увидел отражение его рук, встряхивающих Кости судьбы, в огромном черном глазу мертвого Антропофага. И вот Малакки подбросил кости в воздух — они закрутились, переворачиваясь, и дробью осыпались на цементный пол Малакки согнулся над ними, рассматривая, что получилось.
— Все — лицом вверх, — пробормотал он. — Шесть черепов. Что это значит, Уилл?
— Я не знаю, — сказал я. — Мне Доктор не рассказывал.
Вот я и соврал, пусть это и худший вид шутовства.
Я еле уговорил его пойти со мной на кухню, чтобы поесть что-нибудь. Я как раз ставил чайник на огонь, когда распахнулась задняя дверь, и в комнату ввалился Доктор. Лицо у него было перекошено от тревоги и беспокойства.
— Где он? — взревел Доктор.
В этот момент Кернс вошел в кухню из холла, и вид у него был настолько же спокойный, насколько у Доктора взбудораженный. Кернс был элегантно одет и причесан; Доктор был растрепан и небрит.
— Где кто? — спросил Кернс.
— Кернс! Где вас носит?!
— «Я ходил по земле и обошел ее…» А что?
— Все приготовлено почти час назад. Ждут только нас.
— А который час? — Кернс театральным жестом вытащил из кармана жилета часы и открыл крышку.
— Половина одиннадцатого! — воскликнул Доктор.
— Да? Так поздно? — Он потряс часами под ухом.
— Мы не успеем, если не поторопимся прямо сейчас!
— Но я еще не завтракал.
Он посмотрел на меня, а затем заметил Малакки, который сидел за столом и смотрел на него завороженно, полуоткрыв рот.
— О, привет! Ты, должно быть, бедняжка Стиннет. Прими мои соболезнования. Такая трагедия. Не так обычно встречают Создателя, но как бы то ни было, все мы там будем. Вспомни об этом, когда в следующий раз приставишь пистолет к голове Уортропа.
— У нас нет времени завтракать! — настаивал Уортроп; он покраснел.
— Нет времени завтракать? Но я никогда не выхожу на охоту на пустой желудок, Пеллинор. Что ты там готовишь, Уилл? Яйца? Свари и мне два — без скорлупы в кипятке. Один тост. И кофе — самый крепкий, какой только можешь сделать!
Он опустился в кресло напротив Малакки и широко улыбнулся Уортропу, сверкнув идеальными зубами.
— Тебе бы тоже поесть, друг мой. Уилл Генри, ты вообще когда-нибудь кормишь этого человека?
— Я пытаюсь, сэр.
— Возможно, у него кишечный паразит. Меня бы это не удивило.
— Я подожду на улице, — сказал Доктор сдержанно. — Посуду мыть не надо, Уилл Генри. Констебль и его люди ждут нас.
Он вышел, хлопнув дверью. Кернс подмигнул мне.
— Голый нерв, — заметил он.
Он перевел взгляд своих пепельных глаз на Малакки:
— Насколько ты приблизился?
— Приблизился? — эхом отозвался Малакки. Казалось, он немного ошалел от мощи, исходящей от Кернса, от его притягательности.
— Да. Насколько ты приблизился к тому, чтобы нажать на курок и выбить ему мозги?
Малакки опустил глаза в тарелку:
— Не знаю.
— Не знаешь? Хорошо, я спрошу иначе: в тот самый момент, когда ты приставил дуло к его лицу, когда ты мог всадить ему пулю в лоб, разнести его череп на части, лишь слегка нажав на курок, — что ты почувствовал?
— Страх.