Ученик слесаря

Это был самый темный угол на этаже, и если б не тусклая 12-вольтовая лампочка у люка на привязи, которой наставник себе подсвечивал, то пришлось бы ползать ему и шарить на ощупь. Тем не менее, среди мусора на площадке Петруха все-таки что-то высмотрел. Предмет - не предмет, так, кусочек словно бы камня или кости, длинной всего-то сантиметра полтора, максимум - два. Иван, если б дядя Петя не нагнулся над ним, ни за что бы его не заметил. Но когда тот протянул руку, то и Иван невольно проследовал взглядом за его жестом, обратив вниманье на этот ингредиент мусора за секунду до того, как Петруха подобрал его и рассеянно сунул себе в карман.

- Вот, значит как...

Эти три реплики, произнесенные наставником с интервалами в пять минут, что-то тревожное пробудили в уме Ивана. Словно что-то кольнуло его. Но что именно, он вряд ли осознавал. Иногда наблюдения, совершенно вроде бы праздные или нечаянные, относящиеся лишь к данному моменту и никак не связанные с прошлым, и на первый взгляд не имеющие отношения к будущему, могут дать отгадку в чем-то другом, что только готовится произойти, в том, чем мы пока что не озабочены, послужить если и не ключом, то толчком к раскрытию истины или загадки, которой еще только предстоит угнездиться в уме. Но Иван в последнее время ничем озабочен не был, задач перед ним не стояло, загадок не было, а значит и отгадок к ним он не искал. Может, это - то, что кольнуло - было началом загадки. Ее предчувствием. Всё может быть.

Три идентичных события, случившиеся с равными интервалами времени, то есть с намеком на периодичность, могут навести на теорию вечного возвращения, или привести на ум расхожую фразу, что, мол, все повторяется и случается в мире как минимум трижды - сперва как трагедия, потом как фарс. И в третий раз, может быть, как апокалипсис или армагеддон.

- Что дальше, дядь Петь?

- Обед, что. А то уже гланды от голода пухнут.

Столовая располагалась на территории завода невдалеке от проходной. Обедали по скользящему графику. То есть не весь завод единовременно, чтобы не создавались очереди и ажиотаж.

Несмотря на вялость, проявленную в первой половине дня, отобедал дядя Петя с аппетитом. Хотя аппетит его был несколько меланхолического оттенка.

- Может, этот цыпленок при жизни тоже одинокий был, - сказал, например, он, уныло глядя на цыплячью косточку.

Уныние - это форма растерянности, считал Иван. Несоответствия внутреннего состояния внешним обстоятельствам. Неготовности их принять.

Зубы у Петрухи были крепкие и - хоть и не так, как у Ивана - белы. Зев розовый, что говорило о прекрасном пищеварении, аппетите и порядке во внутренних органах. Только сверху не хватало зуба - правее резца. Но это только при принятии пищи, да при широкой улыбке бросалась в глаза. Однако умел ли дядя Петя улыбаться вообще, выяснить в этот день не пришлось.

Вместо того, чтобы забить козла в рабочий полдень или как-то более рационально использовать сорокаминутный досуг, он сразу после обеда ушел в раздевалку, и вынув из личного шкафчика две телогрейки, улегся на них спать. Пообедав, приступил к обмену веществ. В раздевалке было еще жарче, чем в цехе, воздух сыр от близости душевых, но спать при такой терпкой температуре Петрухе было, видимо, не впервой. И никто, даже механик, до самого вечера его не потревожил. Слесарей не хватало, так что начальству приходилось лавировать, закрывая глаза иной раз на явные нарушения дисциплины и пассивное антитрудолюбие.

Иван проскучал до конца рабочего дня. Покинуть периметр предприятия не представлялось возможным. При входе на территорию на проходной отбирали пропуска и возвращали при выходе. Находились недовольные, высказывавшие опасения, как бы эта мера не переросла в тоталитарный режим. Можно было вылезти через щель в стене, но 'забытый' на вахте пропуск приравнивался к прогулу. А начинать трудовую биографию с прогула Иван не хотел.

- Отработал? Ну и дурак, - сказал Болт, встретив Ивана вечером. - А мы пиво пили.

Пиво местного разлива было долбёжное и дешевое. Раза в полтора дешевле, чем раскрученные этикетки.

- Так что там на работе? Много болтов завернул?

Про свою кличку Болт не подозревал. Поэтому с соответствующим синонимом обращался так же, как и с любым другим словом, не имеющим отношения к его личности.

Это Иван его про себя Болтом называл. Чтоб с другим Андреем не путать.

- Странный он какой-то, - сказал Иван. - Неясный мне. Словно плохо продуманный персонаж.

- Кто?

- Наставник. И фамилия у него - Фандюк.

- Действительно, - согласился Болт. - Странная фамилия. С такой фамилией просто невозможно нормальным вырасти. Это ж она постоянно тяготеет над тобой. Любое мгновенье. Даже во сне. Хочешь - не хочешь, и искорежит психику. Ты от этого Фандюка подальше держись.

- Так ведь наставник...

- И всё же. По мере возможностей. Есть у тебя такие возможности?

- Есть, - сказал Иван, припомнив, как провел вторую половину рабочего дня.

- Так что насчет Саратова?

- Дался тебе этот Саратов, - с досадой сказал Иван. - При такой дешевизне на пиво просто безумие отсюда уезжать.