Ученик Смерти

— Сына посмотреть хотите? — с замиранием сердца спросил Левая рука.

И сердце у него не просто так замирало. Он уже на тот момент с повитухой поговорил, на младенца посмотрел, глазища его черные, как самая темная ночь оценил, и прекрасно знал, судьба ему еще один подарочек подкинула. Дорогой подарочек. Бесценный.

Главное, лишь бы сейчас Старейшину не понесло к бастарду. А через месяц-другой он вообще про него забудет. Как раз достаточно времени осмыслить ситуацию, прикинуть, как дальше быть. За ребенка можно много выторговать. Надо только понять, что именно и у кого. Домов восемь. Без Черной Луны — семь. Одному Максиму Никаноровичу в этом деле не обойтись. Нужен союзник. Умный, осторожный, способный ждать. Если ребенок и правда, как Марина говорит, особенный, так Максим Никанорович точно найдёт, куда эти особенности применить. Это же просто охренеть можно, если младенец реально способен с мёртвыми управляться. От такой мысли по телу Максима Никаноровича побежали здоровые, будто слоны, мурашки. Какая власть, однако… Какая власть…

— Нет, — Старейшина покачал головой. — И сыном не называй. Машка услышит, с говном меня съест. Сын у меня один. В спальне сейчас на втором этаже лежит. А этот… Ну, присматривай за ним. Пусть растет. Все, что надо сделай. Врачам покажи. Насчёт кадетской школы мне идея нравится. Будет предан Дому до последнего вздоха. И пусть никто его не видит. Не хочу, чтоб слухи пошли, будто даже дальние родичи у нас дебилов рожают. Как доктора скажут, что нормальный, тогда можно. Но и то не особо. Машка… Сам понимаешь.

Левая рука еле заметно выдохнул, послушно кивнул и ретировался от греха подальше. Пока Глава не передумал.

И вот целый год Максим Никанорович за ребенком наблюдал со стороны. Кстати, Марина, похоже, оказалась права. Пацан — мандец какой… даже не странный. Пугающий. Глазницы его эти, заполненные чернотой. Как глянет, в один момент сердце ледяная рука ужаса сжимает. И еще… Каждый раз, когда Максим Никанорович оказывался рядом с бастардом, он буквально чувствовал, насколько сильно тот его не любит. А если младенец начинал орать, то такое ощущение возникало, будто в его крике осмысленная речь есть. Будто он не просто орет, а разговаривает. Только громко и по-злому.

— Эх… — Максим Никанорович тяжело вздохнул, вынул изо рта оставшийся кусок бастурмы, посмотрел на него с удивлением, будто первый раз видел и не понимал, откуда он вообще взялся.

Зачем только повелся на эту затею? Впрочем, Марина тоже встала в позу. Мол, у ребенка День рождения. Ребёнок и так растет, как полынь, никому ненужный. Неделю ходила ныла. На больное начала давить. Типа, младенцу непременно нужно развиваться. И для этого необходимо малышу показывать окружающую действительность, а не одну единственную комнату. Иначе вырастет реально идиотом. А вот этого Максим Никанорович допустить никак не мог. Ни в коем случае. На младенца у него очень большие планы. Он уже эти планы даже воплощать начал. Нашел того самого союзника и цену за ребёнка назначил охренительную.

— Все хорошо? — возле кресла-качалки, в которое Левая Рука еле втиснулся и теперь сомневался, вылезет ли обратно, нарисовался начальник охраны Дома. Один из тех, кто находится в прямом подчинении Максима Никаноровича.

— Да пойдёт. Тебе чего, Алексей?

— Просто гляжу, вы нервничаете. Решил уточнить. Мало ли. Вдруг требуется мое участие.

Максим Никанорович внимательно посмотрел на стоявшего рядом мужчину. Высокий, тело накаченное, морда вполне себе ничего, бабам, наверное, нравится. Не из-за денег, которые на них тратятся, а чисто по велению души. Сука…

— Знаешь, наверное, и правда вовремя подошел. Ты видел, около часа назад за ворота отправилась нянька с ребёнком?

— С тем ребёнком, которого никому не показывают? Про которого говорят, будто он сын дальней родственницы Старейшины? Которым занимается только эта молчаливая женщина, Марина?

Максим Никанорович почти минуту молчал, изучая начальника охраны внимательным взглядом. Умен, подлец. Догадался, что про родственницу — это брехня. Понял, пацан имеет отношение к Старейшине.

То есть, помимо нормальной внешности Лехе еще и мозгов перепало. Где, твою мать, справедливость? Почему кому-то все, а кому-то — жирное тело кабана, Старейшина-мудак и жена-сука?

— Верно. Именно об этом ребенке речь, — выдал, наконец, Левая рука. — Вот ты давай, наверное, Алексей, пошли ребят, пусть присмотрят за нянькой и младенцем. Они в Центральный парк отправились. Там, по идее, должны быть. Неспокойно мне что-то.

— Думаете, могут быть проблемы?

— Не знаю. Но предчувствие имеется, нехорошее.

Естественно, Максим Никанорович не мог сказать вслух, что для подобных сомнений у него есть основания. Один раз на пацана уже покушались. Самое интересное, так и не выяснилось, кто именно. Хотя Левая рука Старейшины очень старался найти заказчика. Сам старался. Нянька не похожа на паникершу. Если сказала, что змея была, значит, точно не врет.