Ученик убийцы [издание 2010 г.]

В конце месяца Кетриккен завершила траур. Она пришла пожелать Барричу и мне скорейшего выздоровления и попрощаться с нами до встречи в Оленьем замке. Короткое мгновение контакта с Верити положило конец настороженности принцессы по отношению к нему. Она говорила о муже с тихой гордостью и ехала в Олений замок охотно, зная, что отдана благородному человеку. Мне было не суждено ехать домой рядом с ней во главе свадебной процессии или входить в замок под звуки рога и пляски акробатов в окружении восторженной детворы. Это было место Регала, и он милостиво занял его. Регал, по-видимому, серьезно отнесся к предостережению Верити. Я не думаю, что брат когда-нибудь полностью простил его, но он отнесся к заговору Регала как к гадкой мальчишеской проделке, и, думаю, это испугало младшего принца больше любого публичного скандала. Те, кто знал об отравлении, в конце концов обвинили в нем Роуда и Северенса. Именно Северенс достал яд, а Роуд принес принцу яблочное вино в подарок. Кетриккен сделала вид, что поверила в неуместную самонадеянность слуг, работавших на неизвестного хозяина. О смерти Руриска никогда открыто не говорили как об отравлении. И я не стал известен как отравитель. Что бы ни было в сердце Регала, внешне его поведение вполне соответствовало любезности младшего принца, сопровождающего домой жену брата.

Мое выздоровление было долгим. Джонки лечила меня травами, которые, как она сказала, должны были восстановить то, что повреждено. Мне бы следовало попытаться изучить ее травы и методы, но голова моя, по-видимому, работала ничуть не лучше рук. Я мало помню это время. Мое тело восстанавливалось после отравления мучительно медленно. Джонки надеялась сделать это время менее скучным, устроив меня в Большой библиотеке, но глаза мои быстро уставали и, казалось, как и руки, были подвержены беспорядочной дрожи. Большую часть времени я просто лежал в постели и думал. Иногда я сомневался, хочу ли вернуться в Олений замок. Я гадал, смогу ли по-прежнему быть убийцей Шрюда. Я знал, что если вернусь, то должен буду сидеть за столом ниже Регала и видеть его по левую руку от короля. Мне придется вести себя с ним, как будто он никогда не пытался убить меня и не использовал, чтобы отравить человека, которым я восхищался. Как-то вечером я откровенно поговорил об этом с Барричем. Он молча сидел и слушал. Потом сказал:

— Я не думаю, что для Кетриккен это легче, чем для тебя. Или для меня — смотреть на человека, который дважды пытался убить меня, и называть его «мой принц». Ты должен решить. Было бы отвратительно, если бы Регал думал, что испугал нас. Но если ты решишь, что лучше нам куда-нибудь уехать, то так и будет.

Думаю, тогда я наконец понял, что означала серьга, подаренная мне Пейшенс.

Зима была уже не угрозой, а реальностью, когда мы покинули город. Баррич, Хендс и я вернулись в Олений замок гораздо позже остальных, потому что нам потребовалось больше времени на путешествие. Я быстро уставал, и мое состояние оставалось совершенно непредсказуемым. Я мог внезапно упасть, свалившись с седла, как мешок с зерном. Тогда мои спутники останавливались, помогали мне снова влезть на лошадь, и я заставлял себя продолжать путь. Много ночей подряд я просыпался, дрожа, не в силах даже позвать на помощь. Все это проходило очень медленно. Хуже всего, я думаю, были ночи, когда я не мог проснуться, а во сне только бесконечно тонул. После одного такого сна я очнулся и увидел стоящего надо мной Верити.

Ты можешь разбудить мертвого, — добродушно сказал он мне. — Мы должны найти тебе наставника, который научил бы тебя хоть немного контролировать себя. Кетриккен находит немного странным, что мне так часто снится, как я тону. Полагаю, я должен быть благодарен за то, что ты хорошо спал хотя бы в мою брачную ночь.

Верити, — сказал я неуверенно.

Спи дальше, — сказал он мне. — Гален мертв, и я взял Регала на короткий поводок. Тебе нечего бояться. Спи и перестань так громко видеть сны.

Верити, подождите! Но моя попытка ухватиться за него разорвала тонкую связь, и у меня не осталось другого выбора, кроме как последовать его совету.

Мы ехали дальше, а погода становилась все хуже. Мы все мечтали попасть домой, но это произошло еще не скоро. Баррич, я думаю, до этого путешествия недооценивал способности Хендса. Хендс держался тихо, но дело свое знал, лошади и собаки доверяли ему. Вскоре он с легкостью заменил и Коба, и меня в конюшнях Оленьего замка. Дружба между ним и Барричем крепла день ото дня. И это заставляло меня чувствовать собственное одиночество куда острее, чем я был согласен признать.