Ученик воина

Так, оборудование. Ему не терпелось добраться до криогенной камеры, но, будучи прирожденным драматургом, он оставил ее на десерт. К тому же в лазарете и так хватало неисправностей. Несколько жестких замечаний из дедовского лексикона – разумеется, соответствующим образом отредактированных, – заставили врача побледнеть задолго до того, как Майлз взялся за камеру.

– Ну и как давно камера вышла из строя, госпожа судовой врач? – спросил он с угрозой в голосе.

– Полгода назад, – виновато пробормотала она. – Инженер-ремонтник каждый день обещал, что починит…

Майлз удивленно вскинул брови, потом нахмурился:

– А вам не пришло в голову доложить о халатности инженера вышестоящему офицеру?

– Но мне казалось, что время терпит. Мы ведь не пользовались камерой с тех пор, как…

– Позвольте, но неужели за все шесть месяцев капитан ни разу не проводил проверку оборудования?

– Никак нет, сэр.

Майлз наградил Осона и Торна жестким взглядом, потом взглянул на труп, лежащий в углу, и сердце его в который раз сжалось.

– У нас не было возможности спасти вашего пилота!

– Как он погиб? – вдруг резко спросил Торн.

– Он погиб как солдат, – напыщенно произнес Майлз (а мысленно добавил: «Ужасно и мучительно, как животное, принесенное в жертву»). – Я весьма сожалею. Он был достоин лучшей участи.

Врач смотрела на Торна остановившимися глазами.

– Успокойся, Кела, – мягко произнес лейтенант. – Криостаз бесполезен при прямом попадании в голову.

Майлз почувствовал величайшее облегчение, и не в последнюю очередь потому, что версия Торна избавляла его от необходимости перекладывать на врача чужую вину.

– Я пришлю сюда своего инженера, – быстро произнес он. – Нужно, чтобы до завтра все оборудование было в рабочем состоянии. Каюту нужно привести в надлежащий вид, потому что она больше похожа на мусоросборник, чем на помещение лазарета. Вы меня поняли, госпожа судовой врач?

До смерти перепуганная женщина вытянулась во фрунт:

– Так точно, сэр!

Было заметно, что на Осона с Торном сцена произвела глубокое впечатление. Они покинули палату в молчании, сопровождаемые грохотом и звоном, – врач уже принялась за уборку.

Майлз приказал офицерам двигаться дальше по коридору, а сам чуть приотстал – провести короткое совещание с Ботари.

– Зря вы оставили ее без охраны, – прошептал сержант неодобрительно.

– Она слишком занята, чтобы бежать. Если нам повезет, даже не успеет провести вскрытие бедняги пилота. Ботари, раз мы с вами общефлотская инспекция, подскажите-ка мне скорее, где копать.

– На этом корабле? Да где угодно!

– Если бы. Нет, у меня вряд ли получится так же талантливо сыграть роль технической комиссии. Придется подождать, пока Баз освободится.

– Тогда поройтесь в жилых каютах. Только зачем вам все это?

– Я хочу, чтоб эти двое поверили, будто мы – особое подразделение наемников.

– Ну, на это они не купятся. Не такие уж они дураки.

– Еще как купятся! Проглотят и облизнутся. Потому что мое вранье пощадит их гордость. До сих пор мы их только били. Как вы думаете, во что им приятнее верить – в то, что мы важные шишки, или в то, что они куча слабаков?

– Уж больно просто у вас получается.

– А вот заодно и посмотрим, что из этого выйдет.

Исполнив замысловатое па, Майлз быстро натянул маску неприступной строгости и направился следом за пленниками, с грохотом впечатывая подошвы в пол коридора.

Жилые каюты экипажа, как оказалось, действительно хранили немало приятных сюрпризов. За дело взялся Ботари. Его нюх на следы грешков и пагубных пристрастий солдат был безошибочным. Послужив в свое время младшим командиром, он и сам наверняка прошел через все это.

Когда Ботари обнаружил бутылку со спиртом, Осон и Торн только пожали плечами – по-видимому, любителю выпить здесь прощали его слабость, если только он не перебирал. А вот то, что двое из команды имеют обыкновение баловаться травкой кавы, явилось для них большой неожиданностью. Майлз тут же конфисковал пакеты с наркотиком, однако не притронулся к собранной одним из солдат коллекции эротической дребедени, лишь осведомившись у Осона, чем он все-таки командует – крейсером или яхтой для круизов. Капитан вспыхнул, но смолчал. Вот и хорошо, подумал Майлз, теперь ты до самого вечера будешь перебирать запоздалые аргументы.

Каюты офицеров Майлз осматривал с особым тщанием – не столько с целью обнаружить компромат, сколько чтобы получить ясное представление о характерах их обитателей.

У Торна, как это ни странно, придраться оказалось практически не к чему. Зато когда они вошли к Осону, тот явно приготовился к скандалу. Майлз, однако, осмотрев каюту, распорядился как следует прибрать в ней, сопроводив приказание лицемерно-снисходительной улыбкой. Из обнаруженного (а он не обнаружил ничего примечательного), можно было заключить, что самым серьезным пороком капитана была склонность к праздности, перешедшая в стадию лени.