Ученик

Парк Стоуни-Брук выделялся зеленым пятном в окружении пригородов — Уэст-Роксбери и Кларендон-Хиллз на севере, Дедхем и Рэдвилл на юге. Летом сюда ежедневно стекались толпы отдыхающих — семьи с детьми, любители бега, пикников. Кто заметит одинокого мужчину в машине, следующего по Эннекинг-Парквей? Кто обратит внимание на то, что он оставляет автомобиль на стоянке и устремляется в лес? Городской парк — это отдушина для тех, кто устал от асфальта и бетона, людской толчеи и шума транспорта. И среди тех, кто пришел сюда искать тишины и прохлады, был кто-то, кто имел совсем другие планы. Хищник, который искал место, где бы бросить растерзанную добычу. Она попыталась увидеть картину его глазами: плотная стена деревьев, ковер из мертвых листьев. И целый мир насекомых и других лесных обитателей, которые с радостью помогут ему расправиться с останками.

С книжной полки она достала пакетик с цветными булавками. Красной булавкой она отметила на карте улицу в Ньютоне, где жила Гейл Йигер, второй красной — то место в Стоуни-Брук, где было обнаружено ее тело, а голубой — расположение останков неизвестной женщины. После этого она села к столу и задумалась о географии передвижений убийцы.

Расследуя дело Хирурга, она научилась изучать карту города, представляя себя хищником, который ищет жертву. В конце концов, она тоже была охотником и, чтобы поймать добычу, должна была понять ее мир, ее вселенную. Она знала, что люди-хищники чаще всего охотятся в местах, хорошо им знакомых. Им тоже хочется комфорта, и они тоже привыкли к определенному распорядку. Так что, глядя на размеченную булавками карту, она видела не только схему мест происшествия и свалки трупов, но и зону его активности.

Ньютон был городком для избранных, здесь проживали люди, состоявшиеся в профессии. Стоуни-Брук располагался в трех милях к юго-востоку, в пригороде не столь знатном, как Ньютон. Может, неизвестный был жителем одного из окрестных районов и выслеживал добычу по дороге из дома на работу? Тогда он не должен был выделяться среди своих соседей, иначе вызвал бы подозрение как чужак. И, если он жил в Ньютоне, значит, должен был быть «белым воротничком», с такими же безупречными вкусами.

И безупречными жертвами.

Усталые глаза уже слипались, но она не сдавалась и упрямо продолжала смотреть на карту, прокручивая в голове сотни мыслей. О свежей сперме в разложившемся трупе. О безымянном скелете. О темно-синих ковровых волокнах. Об убийце, к одежде которого пристал волос последней жертвы. Об охотничьем ноже и аккуратно сложенной ночной сорочке.

И о Габриэле Дине. Какова была роль ФБР во всем этом?

Она обхватила голову руками, как будто та готова была взорваться от обилия информации. Риццоли хотела руководить расследованием, даже напросилась на это, и вот теперь тяжкий груз ответственности грозил раздавить ее. Она была слишком усталой, чтобы думать, но при этом слишком взволнованной, чтобы уснуть. Наверное, так и происходят нервные срывы, подумала она, но тут же прогнала эту мысль. Джейн Риццоли никогда не позволит себе сдаться. За годы службы в полиции ей приходилось и гоняться за преступником по крышам, и выбивать двери, и даже противостоять собственной смерти в мрачном подземелье.

Она даже убила человека.

Но никогда она не была так близка к отчаянию.

* * *

Медсестра в тюремной больнице не особо церемонится, стягивая мне руку резиновым жгутом. Он дерет мне кожу, волосы, но ей, похоже, все равно; я для нее всего лишь очередной симулянт, прервавший ее спокойный сон во время ночной смены. Она средних лет — во всяком случае так выглядит, глаза у нее припухшие, а дыхание пахнет сном и сигаретами. Но она женщина, и, когда она склоняется надо мной, чтобы вонзить мне в вену иголку, я упираюсь взглядом в ее шею, дряблую и морщинистую. Я думаю о том, что скрывается под этой белой кожей. Сонная артерия, пульсирующая яркой кровью, а рядом с ней яремная вена, распухшая от тяжелой и темной венозной крови. Я слишком хорошо знаю анатомию женской шеи, и поэтому изучаю этот экземпляр, пусть даже столь непривлекательный.