Ученики Ворона. Черная Весна (СИ)

— Покрасоваться решил? — с приторным сочувствием спросил у него Монброн — Таинственности нагнать? Дамам это нравится.

— Смешно — просипел Форсез — Очень смешно пока.

И он закрыл свое лицо до глаз, а после завязал ее на затылке.

— Виктор — поколебавшись, обратился я к нему — И все-таки. Как ты выжил? И как ты стал таким… Каким стал?

Дело не в сочувствии. Мне правда интересно.

— Уродом — неожиданно спокойно, без недавней истеричности, уточнил Форсез — Называй вещи своими именами. Нет, фон Рут, я не выжил. Я мертв. Ты же подмастерье мага, неужели ты этого не ощущаешь?

— Мертвец не может служить Ордену — возразил ему Монброн — Тебе ли этого не знать. Любой немертвый подлежит немедленному уничтожению, как существо неугодное светлым богам и добрым людям.

— Отменное знание постулатов Ордена — похвалил его Форсез — Но я мертв. Да, я хожу, я дышу, я испражняюсь, моя кровь горяча. А жизни во мне нет и никогда больше не будет. Она осталась там, в Гробницах Пяти Магов. Фон Рут, ты знаешь, как называлась та тварь, что выползла из-за стены, учуяв кровь и смерть?

— Многоликий червь — чуть помедлив, ответил я.

— Верно — сверкнул глазами Виктор — Многоликий. И каждое лицо — это его добыча, его победа над человеком.

— Те, кого он сожрал? — предположил я.

— Нет — покачал головой Форсез — Пищей для его плоти служат трупы. А пищей для его души — живые. Мое лицо теперь красуется на спине этой твари, а моя душа вечно будет ему служить. Червь забрал их у меня. Остальным повезло, они были уже мертвы, и он их просто съел — кого-то в ту ночь, кого-то, скорее всего, потом. Просто заглатывал их, как питон — ам, и труп в его желудке. А меня… Меня он поглощал долго. Вечность. Он смаковал меня как бокал вина, отрывая по лоскутку то от тела, то от души. А потом, с рассветом, уполз за стену, оставив меня на песке. Причем, видимо в насмешку, еще и исцелил мои раны. Мол — иди отсюда, если есть на то желание. Но какие желания могут быть у мертвеца? Нет, я убрел в пески тем же утром, но этот «я» был уже не я.

— Так и повесился бы там — посоветовал ему Монброн.

— Повешусь — покладисто согласился Форсез — Непременно. И именно там. Но сначала мне надо убить каждого из тех, кто выжил тогда у стен некрополя. Ну, и ваших друзей, за компанию. Пусть их там и не было, но это неважно. Желаний у меня нет, а вот жажда мести — есть.

— Значит, ты уже не мертвец — сообщил ему я — Мертвые не мстят. Они просто всегда хотят жрать.

— Не убей ты тогда Августа, червь выпил бы его сущность, не мою — глухо произнес Форсез — А я бы за это время успел умереть. И все были бы в выигрыше.

— Ну, так и мсти только мне — предложил я — При чем тут остальные?

— Они были слишком глупы и слишком отважны — пояснил Форсез, берясь за ручку двери — Надо было просто сказать «да», но они этого не сделали, а значит тоже виновны. До встречи, друзья. И вот еще что — у Ордена Истины пока к вам нет вопросов. У вас очень хорошие заступники, чьи интересы совпадают в настоящее время с нашими. Но в этом мире нет ничего постоянного, все может измениться. Особенно если учесть, что скоро вы покинете эти гостеприимные края.

И он вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Мы еще некоторое время с Монброном постояли молча, а после он подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор.

— Ушел? — спросил я у него.

— Ушел — подтвердил мой друг — Слушай, это что такое сейчас было?

— Если тебе хочется поговорить о том, что мы только что видели и слышали, вовсе не обязательно задавать мне глупые вопросы — произнес я — Но изволь — это был вконец спятивший Форсез.

— А, так тебе тоже показалось, что он не в своем уме? — почему-то обрадовался Гарольд.

— Не в своем уме — не то слово — уставился я на него — Ты слышал, как он фамилии перечислял? Как молитву богам, с придыханием. И каждую со своей интонацией. Не удивлюсь, если он это делает каждый день, и не по разу. Как его такого вообще в Ордене-то держат и одного на улицу отпускают?

— Ну, в Ордене и не такие служат — резонно заметил Гарольд — Вон, того же Августа Туллия вспомни. Он нашу Флоренс ненавидел только за то, что та глупо пошутила. И убил ее за это. Если всех сопливых девчонок убивать за шутки о мужском достоинстве, то скоро их вовсе не останется.

— Это да — признал я — Но тут все совсем плохо.

— Вот потому я сейчас думаю — может, все-таки надо было его удавить? — Монброн подошел к своей кровати, взял с нее шелковый шнурок и проверил его на разрыв— Выдержал бы. А то имелись у меня сомнения.

— Ты только потому его не убил? — уточнил я — Из-за сомнений в крепости шнурка?

— Да нет — Гарольд сел в одно из кресел — Если бы дело было только в этом. Да и руками, если что, можно шею свернуть, это несложно. Просто я так и не решил для себя, в какой ипостаси от него будет больше вреда — в живой или мертвой. Я и сейчас этого не знаю. То ли надо было эту гадину удавить, пока она не ужалила, то ли нет.