Ученица

Турка взял мобильник и набрал Вову — тот не отвечал. После пары неудачных попыток, Турка сел за стол. Достал тетрадь по алгебре, учебник, рядом положил листки дневника, заботливо отксерокопированные Аней.

Турка уставился на них, размышляя о том, что же будет делать дальше. Посмотрел на противного цвета обложку учебника. Открыл тетрадь — единственную, в которой он что-то записывал более-менее подробно.

Однако, сейчас никакая алгебра в голову не лезла.

Что же делать с Аней? Он чувствовал, что поступил по-свински и как всегда надеялся, что все разрешится само собой. Да, как в тот раз, с Марией Владимировной.

Только сейчас что-то подсказывало ему, что развязка будет совсем иной.

Он вспомнил историка, когда тот впервые зашел в класс, как он посмотрел на Турку. Они пересеклись взглядами и на мгновение Турка будто проник в его мысли, но не успел ничего такого выцепить. Разве что понял, что внешний вид преподавателя не соответствует его внутреннему миру. Впечатление промелькнуло и исчезло, почти не оставив следов в памяти.

Вот сейчас оно всплыло из глубин подсознания и Турка вертел его так, эдак. Взгляд его упал на строчки. Почерк Лены, записи, подруга Пеппи, таинственный «С». Что-то тут не так.

Кем он может быть?

Турка чувствовал, что вот-вот сейчас придет ответ. Встал, походил по комнате, наткнулся на стул. Ответ должен прийти, но Турка будто бы и сам внутренне боялся получить отгадку.

Он полистал записи, сел за стол и обхватил голову, пытаясь усилить таким образом мыслительный процесс.

Нет, чушь. Вряд ли преподаватель может быть каким-то образом связан с Леной. Он вообще появился только недавно в школе. Если бы Конова раньше водила с ним знакомство или как-то была бы связана — предположим! — то она бы рассказала об этом Турке.

Или нет? Он и так узнал из дневника многое из того, о чем умалчивала Лена. Подробности об аборте, какой-то «С», подруга, вроде как близкая, но о которой Лена никогда не упоминала. Вообще никогда! Конечно, такое бывает, да собственно, в жизни Лены шел такой период, когда ей хватило общения на другие темы — болезнь тети, давний стресс от смерти мамы, начало отношений с Туркой. Тем более, Лена могла поссориться с этой Пеппи, как бы ее не звали на самом деле. Так что, ничего удивительного нет в том, что она не упоминала подругу.

Вздохнув, Турка сложил листки и вновь уставился на учебник. Жутко морил сон, болели глаза. Он лег на кровать, вытянул ноги и закрыл глаза.

* * *

На вахте виднелся свет. Андрей Викторович постучал. Глянул на Плотникова. Его тянуло оглянуться и убедиться, что отморозки ничего не делают с машиной. Он постучал еще раз.

Вот на фоне желтого пятна мелькнула тень. В сумраке проплыла фигура, к двери пришаркал ночной охранник, а вовсе не баба Леля. Вспыхнул свет. Сторож постоял, вглядываясь в стекло, потом сказал:

— Вам чего надо? Валите, пока ментов не вызвал.

— Яков Вячеславыч, это Андрей Викторович, преподаватель. Мы… Нам с учеником нужно телефон найти, потерял вроде как в кабинете истории.

— Какой такой телефон? — не сдался дед. Он приблизился к самому стеклу, и его сморщенное в недоверии лицо еще глубже прорезали морщины. Кустистые брови наползли на переносицу и будто срослись. Интересно, как бы он остановил реальных грабителей? Впрочем, из школы можно вытащить только древние компы из кабинета информатики. Но для наркоманов и это неплохо.

— Мобильник вот потерял ученик. Да я преподаватель истории и обществознания, вы не узнаете меня? Мы на пять минут зайдем, туда и обратно. У меня даже ключ с собой, как увезли в гхм… отделение, не успел сдать.

Повисла пауза. Охранник все еще сомневался, но тон и спокойный голос преподавателя на него все-таки подействовали. Побурчав что-то для приличия, он отпер замок. Плотников и Андрей Викторович зашли, сторож зыркнул на кучку парней, толпившуюся около машины, и быстро закрыл дверь.

— Только и впрямь на пять минут, — пробурчал дед. — Что там за охламоны стоят-то? Возле машины вашей. Убрали б вы ее, пока колеса не прокололи или еще чего.

— Это друзья Плотникова, — сказал Андрей Викторович. — Не волнуйтесь, мы быстренько. Машину уберу обязательно.

Они прошли через вестибюль к лестнице, поднялись на второй этаж. Андрей Викторович подумал, что сейчас может прижать этого наглеца, но… если он ему врубит, то потом… наверное, придется ночевать в школе. Разве нет? А если он выйдет один, его изобьют. Да и вообще, проявлять агрессию теперь — безумие. Мало ли до чего могут дойти отморозки.

В тишине открылась дверь кабинета. Щелчок замочной скважины эхом разлился по коридору. Историк не успел сдать ключ, поскольку его оторвали прямо от учебного процесса.

Они зашли в кабинет, зажгли свет. Трубки ламп заморгали, повис гул. Плотников присвистнул.

Стулья застыли вразнобой, видно было, что ученики как вскочили по звонку, так и бросили их. Никто не дежурил. Вон и парты сдвинуты, бумажки кругом, а на доске матершина, плюс кривые буквы накорябаны: ИСТОРИК — ПИДОФИЛ.

— Вот уроды, — сказал Плотников.