Ученица чародея

Я потеряла дар речи, чувствуя, что земля уже разверзлась под моими ногами.

– Надеюсь, ты сойдешь с ума, глядя на его страдания, – тихо продолжал чернокнижник, – ведь колесование длится целый день, а иногда и больше. Смотри и наслаждайся. После можешь наложить на себя руки. Все равно попадешь в ад. Предательство – худший из грехов.

Чернокнижник пришпорил коня и помчался в сторону Гревской площади. Голова моя закружилась, и голоса рядом смешались в тягучую мерзкую кашу.

Я поскользнулась и чуть не упала в мутные воды Сены.

Кто-то удержал меня.

– Абели! – Это был Огюстен.

* * *

– А-а-а! – выла я, как безумная, не обращая внимания на косые взгляды.

Огюстен подхватил меня на руки:

– Я унесу вас отсюда.

Но я принялась вырываться, колотить кулаками по его груди:

– Отпустите! Отпустите! Сейчас же поставьте меня на землю! Я останусь с Этьеном до его последнего вздоха.

Великан подчинился, но мрачно покачал головой:

– Это будет слишком тяжело для вас. Не надо.

– Мне плевать на себя! – гаркнула я и ринулась в сомкнувшуюся за телегой с осужденным толпу.

Я пиналась, царапалась, ругалась, чтобы меня пропустили. И народ расступался.

– Я буду с вами! – пробасил рядом Огюстен.

Мы пробились уже к повороту на площадь, когда позади послышался стук колес и храп лошадей. Мы посторонились. Возле нас остановилась белая с позолотой карета. Из окошка высунулся Франческо Прокопио и замахал мне толстыми руками:

– Синьорина, синьорина, сюда!

Дверца распахнулась, и я не успела ничего сообразить, как Огюстен подсадил меня на ступеньку, а сицилиец проворно затянул внутрь и обернулся назад:

– Говорил вам, синьорина будет здесь! – он странно шевелил пальцами-колбасками, словно катал ими невидимый шарик.

Я глянула за плечо сицилийца и оторопела. Из глубины салона на меня обеспокоенно смотрели златовласая мадам Тэйра и разодетый, как франт, граф Салтыков. Огюстен усадил меня на сиденье и втиснулся рядом. «Какая-то слишком большая карета…» – ошарашенно подумала я.

– Боже, на вид чистая покойница! – всплеснула руками мадам Тэйра. – Девочка моя, что же это?! Даже на неделю оставить нельзя без присмотра.

Не веря своим глазам, я перевела взгляд с графа на нее, однако мне хватило пары секунд, чтобы опомниться. Я подскочила, едва не ударившись головой о бархатный потолок, и ткнула в нее дрожащим пальцем:

– Из-за вас Этьена казнят! – мой вопль был таким громким, что ресторатор закрыл ладошками уши. – Его казнят прямо сейчас! Замучают до смерти на потеху публике! Такое счастье вы предрекали?!

– Шу-у, спокойно! Я ничего не знала, – подняла руку мадам Тэйра. – Насчет «казнят» это еще поглядим.

Я зло зыркнула нее и, не теряя больше времени, упала в ноги графу:

– Мсьё Салтыков, прошу вас! Помогите! Верните мне дар! Я должна что-то сделать! Времени нет.

– Там еще даже публичное покаяние не начали… – вставил ресторатор и тут же умолк, обожженный моим взглядом.

Русский граф наклонился ко мне:

– Чрезвычайно жаль, что так случилось. Но я предупреждал вас, Абели, – нельзя отказываться от того, что даровал вам Бог. Любой талант надо принимать с благодарностью. И пестовать, как бы труден он ни был.

– Каюсь, я ошиблась, – с жаром соглашалась я, нервно отбрасывая с лица волосы. – Вы были правы! И я… я получила урок. Я… безмозглая курица, простите! Но при чем же Этьен? Помогите, граф, заклинаю! Именем Господа нашего заклинаю!

– Вы должны понимать, мадемуазель, что так просто ничего не дается. Придется чем-то пожертвовать…

– Заберите все, что угодно, – молила я, чувствуя, как жгут кожу слезы на щеках, – хоть жизнь мою заберите, только спасите Этьена!

– Боюсь, для спасения при данных обстоятельствах вам нужна такая сила, что взамен потребуется лишь формула забвения.

– Лопни мои глаза, Лоло, опомнись! Какая формула забвения?! – взвилась мадам Тэйра. – Не видишь, девочка страдает? Моя девочка!

– Но согласно закону вселенского равновесия… – заговорил граф.

Мадам Тэйра уткнула руки в бока:

– К свиньям твое вселенское равновесие, Лоло! Повоспитывал и будет. Выплюнь уже камень, отдай девочке, и дело с концом.

– Клементина, космические законы не позволяют… – с негодованием праведника отчеканил алхимик.

– Чхать я на них хотела! Все, нету сил моих больше святую из себя корчить, – рявкнула в сердцах мадам Тэйра и, отодвинув меня, распахнула дверцу: – Триста лет назад занудой был, занудой ты и остался, Лоло. Аминь!

Я, Огюстен и сицилиец с округленными глазами вытаращились на них. Глаза графа тоже расширились:

– Клементина, как ты можешь?!

– Каком! Пошли, Абели! Разберемся сейчас, кто там и чего.

Она уже стояла на мостовой в своем старомодном платье, фыркая, как боевая лошадь, с привычным для мадам Тэйра хитрым выражением глаз, разве что молодая и красивая. Я пробормотала:

– А как же камень? Дар? Мы не справимся…

– Да есть у меня, – буркнула мадам Тэйра и достала из декольте громадный сверкающий изумруд. – Лоло, и не смотри на меня так! У тебя в пещере их, как грязи в болоте, а мне без дара хоть головой об стену – скукотища серая!