Ученица Калиостро

Пока обалдевшие подчиненные сидели, сгорбившись и сжавшись, не смея поднять глаз, начальник канцелярии выскочил и побежал в башню — за теплым рединготом. По дороге поймал казачка Алешку, велел выбежать на площадь, остановить у гостиницы извозчика и отправить его к Южным воротам. Было не до приятных пеших прогулок.

На Родниковой Маликульмульк велел извозчику ждать и, даже не взглянув на дом с голубыми ставнями, полез наверх, в жилище Дивова.

На сей раз дома были внуки — сидели в углу и испуганно смотрели на постель, где лицом к стене лежал Петр Михайлович. Маликульмульк испугался, не помер ли старик, но Дивов, услышав его оклик, повернулся.

— Уйдите все, — сказал бригадир. — Мне теперь остается лишь помереть, зажился, старый дурак, зажился…

— Где Анна Дмитриевна?

— Не ведаю. У них спросите.

Внукам было лет восемь-десять, не более.

— Где Анна Дмитриевна? Когда вы ее в последний раз видели? — обратился Маликульмульк к мальчикам.

— Вчера вечером. Мы на дворе играли, — сказал старший. — И на улицу выходили. Подъехал извозчик, господин в епанче сошел и камушком в наше окошко кинул.

— Два раза кинул, — поправил младший. — И тут тетенька по лестнице спустилась.

— С узелком. Узелок из старой шали. И села к нему, и уехала…

— А вам ничего не сказала? — спросил Маликульмульк.

— Ничего… Мы думали, вернется, а не вернулась.

— Дедушка чуть не до утра у окна сидел, — добавил младший внук. — И есть дома нечего, мы все съели…

— Петр Михайлович, она никакой записки не оставила? — на этот вопрос Маликульмульк ответа не получил.

Старик опять отвернулся к стене.

Маликульмульк стоял посреди нищенски убранной комнатушки — пень пнем. Что-то нужно было предпринять. А он разучился предпринимать. После того как князь взял его под свое покровительство, способность принимать решения словно бы заснула в нем. Погоня за игроцкой компанией не стала пробуждением — это скорее было какое-то бессознательное движение организма на поиски необходимых для себя условий существования. Червяк под землей — и тот ведь, тварь совершенно безмозглая, ползет туда, где чует свой червячий провиант…

А вот теперь нужно было действовать, и действовать решительно.

— Как тебя звать? — спросил Маликульмульк старшего из внучат.

— Сашей.

— Беги, Саша, лови извозчика. Живо, живо! Петр Михайлыч, поднимайтесь. Поедем отсюда в Цитадель.

Ответа не было.

— Петр Михайлыч! Саша, ступай скорее… Его сиятельство велели доставить вас в Цитадель, там все для вас готово. Вы должны приступить к отправлению своей должности…

— Оставьте, сударь, меня в покое. Я никого не желаю видеть. Уходите.

Все было понятно — гордость, видать, у этого семейства в крови. Сами горды, и невестка такова же. Если бы речь шла только о старике, полагающем, будто бегство Анны Дмитриевны опозорило семью, — Маликульмульк пожал бы плечами и ушел. Уж как-нибудь расхлебали бы кашу, заваренную вокруг надзирательского места. Но двое мальчишек — старший как раз в том возрасте, когда сам Маликульмульк потерял отца и должен был идти служить… Им-то в этом городе куда деваться? Кому они тут нужны?

— Если вы не встанете, я на руках вынесу вас отсюда и отвезу в Цитадель, — пригрозил Маликульмульк.

— Уходите, говорю вам.

— Хорошо…

Маликульмульк оглядел комнатку — убожество невозможное, хотя мебель наверняка с прежней квартиры. Угол закрыт занавеской, там, видимо, постель Анны Дмитриевны. На полу, как два бочонка, скатанные тюфяки с одеялами — постели мальчиков, не иначе. Образа в углу без окладов, оклады давно проданы.

— А тебя как звать? — спросил он младшего.

— Митей.

— Бери, Митя, постели, перетаскивай вниз. Поедешь жить в Цитадель. Там хорошо — солдаты маршируют, кавалерия, часовые на постах, пушки на валах и на бастионах.

— Я знаю…

— Давай, собирайся!

— А дедушка?

— Дедушку я уговорю. Жить будете в хороших комнатах, в каменном доме. Дедушке должность дали. Учиться с Сашей будете. Я вас в Рижский замок отведу, князю с княгиней представлю.

— Нельзя нам в замок, — строго ответил Митя.

— Отчего же?

— Мы — голодранцы.

— Ясно…

Безмолвно помянув черта, одарившего высокомерием нищее семейство, Маликульмульк отцепил ветхую занавеску, оторвал от нее полосу ткани и увязал поочередно оба тюфяка.

— Тащи вниз, говорят тебе. Дедушка получит жалование — купит вам с Сашей кафтанцы. И вот что! Соседок позови! Пусть помогут собраться!

Маликульмульк надеялся, что явится Дуняшка, и от нее можно будет все узнать про Анну Дмитриевну, ведь она-то после Маврушки и была посредницей в переговорах между графиней де Гаше и госпожой Дивовой. Но пришла лишь ее тетка, женщина хрупкого сложения и на вид болезненная. А откуда быть здоровью, если целыми днями сидишь скорчась над шитьем?

Старый бригадир делал вид, будто его вся эта суета не касается. Если бы Господь сейчас забрал к себе его усталую душу, он был бы безмерно благодарен. Маликульмульк понимал это — да ведь нельзя же раньше смерти помирать. В конце концов он встал над постелью и просто силком усадил Петра Михайловича.