Ученица Холмса

Небо было озарено светом луны, и когда я встала и выпрямилась во весь рост, то почувствовала себя слоном, попавшим на площадку для крикета. К тому же угол оказался не совсем удачным. Все, что я увидела в свой бинокль, было лишь дверным проемом в противоположной стене комнаты. Я спустилась с крыши строения, отнесла ящик обратно и остановилась, глядя на окно и размышляя.

Если охраны нет, то что мне стоит влезть на дерево прямо возле дома? Оно было развесистым, с густой кроной и крепкими ветками. Оттуда я смогла бы видеть очень многое, сама оставаясь при этом невидимой, что было бы, конечно, безопаснее, чем слоняться по двору, пока кто-нибудь меня не заметит.

Как бы то ни было, для начала мне требовалось освободиться от лишних вещей. Недалеко от дерева была разросшаяся живая изгородь, возле которой я и побросала свои юбки и ботинки, предварительно засунув куклу в задний карман брюк, а остальные вещи распихав по другим карманам. Холмс прервал свой концерт на некоторое время, и я, приложив ухо к окну кухни, убедилась, что все события, а точнее игра в карты, происходят в другом конце дома.

До нижних веток дерева было не дотянуться и не допрыгнуть, поэтому я размотала веревку с пояса (всегда носите с собой кусок веревки, это самая полезная вещь на свете) и накинула ее на ветку, что росла в сторону дома. С ее помощью я влезла по стволу наверх и вскоре была на уровне окна.

И судьба благоволила мне, потому что она была там.

Сначала я могла видеть только часть смятой постели, и сердце мое упало, но, поднявшись чуть повыше, я увидела подушку и маленькую головку с темно-каштановыми волосами, грубо заплетенными в косичку. Волосы Джессики Симпсон. Лицо Джессики Симпсон.

Половина моей задачи была выполнена: мы знали, что она здесь. Вторая половина, намного более важная, заключалась в том, чтобы найти путь, как бы ее оттуда вытащить. К несчастью, не было ни одной достаточно толстой ветки, которая росла бы вблизи ее окна. Однако дерево примыкало к другой, темной комнате. (Внезапно до меня донеслись пьяные выкрики и нестройное пение со стороны поселка – вероятно, Холмс нашел себе поклонников.) Я немного переместилась и увидела, что одна из ветвей почти касается стены здания. Прекрасно. Но что же дальше? Там в стене не было даже мало-мальски удобного выступа, который соединял бы два окна. К тому же я с трудом представляла себе Холмса, спускающегося, подобно пауку, на веревке по дымоходу. Нет, скорее всего, единственный возможный путь – через темную комнату.

Пять человек, возможно шесть. Четверо играли в карты – четыре голоса, поправилась я, и один человек был неизвестно где. Внизу? В комнате с ребенком? Или в темной комнате? Впрочем, сегодня это не так важно, но завтра, когда мы вернемся...

Именно тогда меня осенила мысль настолько безумная, что я содрогнулась, изумившись сама себе. «Это ведь не игра, Рассел, – строго наказала я себе, – делай то, что тебе велели, и возвращайся в фургон».

Но мысль сверлила меня, подобно бураву, и я, притаившись и, внимательно наблюдая за окнами широко раскрытыми глазами, не могла от нее отделаться; мой ум анализировал, взвешивал и размышлял. Что если мне, не дожидаясь Холмса, осуществить спасательную операцию?

Безумие. Взять в свои неопытные руки жизнь ребенка... Я покачала головой, как бы отгоняя назойливую муху, и устроилась поудобнее на своем наблюдательном посту. Хор голосов окреп, усилился и начал перемещаться в сторону поселка. Через минуту люди в доме его услышат... Я пододвинулась, чтобы лучше видеть освещенную комнату.

И тут навязчивая идея взбудоражила меня с новой силой. Как еще могли мы провернуть операцию, если не через темное окно, в то время как они будут отвлечены криками со стороны фасада здания. К чему нам прямая демонстрация силы? Ребенок станет заложником в еще большей степени, когда к ее головке приставят дуло пистолета. А как сам Холмс надеялся попасть к ней, если не по этим тонким веткам? Холмс, которому уже под шестьдесят и которого наверняка страшит риск поломать кости, должен будет балансировать на этой же ветке. К тому же он намного тяжелее меня. Да и при шуме возле фасада дома люди внутри непременно насторожатся.

Бред, чушь. Мне вряд ли удастся это сделать, я не смогу даже вынести ее через окно, по ветке, вниз по дереву прочь отсюда, даже если она не будет сопротивляться, а она обязательно будет. Даже рассудительный и умный ребенок может испугаться, если его вытащит из кровати странная женщина и унесет в ночь во второй раз.

Мой разум метался между двух огней, между необходимостью тщательной подготовки операции и осознанием того, что нам едва ли представится такая возможность еще раз; между необходимостью следовать указаниям Холмса и осознанием того, что наверняка это единственный наш шанс, и я молила Бога о том, чтобы Холмс чудесным образом явился передо мной и избавил меня от терзаний.