Ученица Хозяина Топи, в Академии (СИ)

— Завсегда в платки черные рядилась, по осени у ней особливо один мне нравился, вязаный такой… помню, она его долго крючком набирала. Зимой вот вечерами у лучинки и меня пыталась вязанию выучить, но мне на одном месте тяжко было высидеть. Бабуся с того смеялась, егозой называла и сказки сказывала. И такая метель за окном выла, а у нас так тепло было в избе.

— Скучаешь по ней? — вздохнул магик. Ответ, конечно, очевиден, но казалось правильным спросить у ней об этом.

Весенья кивнула, побоялась вслух вымолвить, чтоб голос дрожащий не выказать. Вздохнула поглубже. Вот вроде и времени уже довольно прошло, а сейчас, когда очередное расставание гряло, и о том вспомнилось.

— А родители? — спросил осторожно магик. О тех Веся ни разу не говаривала. Ни разу не слыхивал от нее.

На то Весенья плечами пожала.

— А что родители? Не знала я их. Бабуся говорила, что они в город отправились, когда я маленькая была, на заработки что ли… Но так и не вернулись. Она про них не любила говорить, я со временем и перестала спрашивать. Ты лучше о себе расскажи, — поспешила тему перевести, — я ведь до вчерашнего дня и фамилии твоей не знала.

— У меня все довольно скучно, — усмехнулся магик. Не стал из ней больше выуживать. Коли захочет потом — сама расскажет.

— Маменька грезила о карьере для единственного сына, — закатил глаза он, — и она, и отец — маги, так что вполне ожидаемо получили и наследника с даром. А когда обнаружили, что нити у отпрыска черные, так и вовсе гордостью наполнились. Маменька жаждала меня в царскую гвардию пропихнуть. Я по юности даже и сам тем грезил какое-то время. А потом мы в Ясноград съездили и в храме побывали. И в тот момент меня точно озарило… Там потолок знаешь, как высоко? Колонны белоснежные, простор, свет. Тогда еще праздник был летнего солнцестояния, торжественно встречали и силу солнца земле отдавали. И так красиво это было. Представь только, сотня магов на городской площади волшбу творят, силу разноцветную в тугие жгуты перевязывают и в землю отдают. И люди им благодарны за то сверх меры. Вот тогда-то я и понял, что хочу сам среди этаких магов оказаться. Весь этот высший свет и знать царскую… никогда я к ним не стремился. Магия — суть. Вот ей я и хотел заниматься.

Прежде еще Весенья не видела на лице магика столь мечтательного выражения. Вот теперь-то запросто представился он посреди светлого храма магии. Конечно, памятуя о скалистой улыбке его, с зубами треугольными, картинка малость искажалась, но все ж теперь Вешка больше представления имела, кем он прежде был.

Хотелось еще его порасспрашивать. Про болота-то много рассказывал теми вечерами, что они вместе в башне проводили. А вот про жизнь свою до той поры — ничего.

Но точно специально то подгадав, снова Любава на пороге кабинета возникла. Вот ведь заноза какая! Это она на Лесьяра глаз положила что ли? Вон, как смотрит! Ну, облизнись еще!

— К обеду собирают, — сообщила обоим, а гладит-то как свысока.

— Сейчас спустимся, — отозвался магик, а сам сидит. Ну, и Веся сидит. А эта смотрит.

И такая ревность на Вешу накинулась, что сама Лесьяра за руку потянулась взять. Тот лишь бровью повел, удивленный порыву девичьему, но тотчас пальцы с ее переплел. Казалось, Лесьяр и не замечал переглядов Веси и Любавы. Одна глядела нос задравши, другая морщилась.

Топот каблучков ознаменовал уход девицы настырной. Вешка аж выдохнула. И что так раздражает-то?

— Лесьяр…

— Чего?

— А вот… на болотах когда… — мнется, не знает, с каких слов подступиться.

— Говори уж, — сам пальчики ее сжал чутка, в глаза смущенные заглядывая.

Вздохнула.

— Правду говаривают, что ты девиц одну за другой в башню таскаешь? А как я уеду, снова примешься? — вот ведь дуреха ревнивая. Но лучше уж прямо спросит, чем изводиться потом станет.

Уж обе брови Лесьяровы вверх по лбу поползли. Но только тем удивление вопросу и выказал. Сам же ухмылку растянул, а взгляд то какой сделался хитрющий.

— Ну, мне же откуда-то надобно кровушку брать для поддержания плетения. Башню-то восстановят, защиту камня тоже, а без кровушки дальше никак.

Скуксилась Веся. Значит, снова будет девок кусать за белы шейки.

— Говорят, даже песню придумали про Господина Мертвой Топи и Настасью, что в него влюбилась и по доброй воле к нему явилась да под клыки оскаленные подставилась с радостью, — а сам уж снова глазами разгорелся, да зубами своими жуткими лыбится, — как думаешь, правду поют?

Веся от него едва не шарахнулась. И вот не стыдно гаду?

Пальцы из ладони его вытянула махом.

— Слыхивала я ту песню, — фыркнула нарочито равнодушно, — он ее и сожрал потом.

— А я другую концовку знаю, возлюбил… Прямо там, на болотных кочках.

Вот тут уж Весенья сдержаться не в силах оказалась. Равнодушие наигранное тотчас с лица слетело, щеки алым полыхнули, а в глазах такая ярость высветилась, что Лесьяр и сам боле не сумел представление сие разыгрывать.

Рассмеялся в голос. Поднялся, руками по обе стороны от ней, в спинку стула упершись.

— Крови можно и без укусов собрать, пичужка, — совсем близко к лицу ее подступив вымолвил, — а вот ревность твоя мне по вкусу.