– Да не дрожи ты так! – сказала она. – Не стану я с тобой ничего делать. Так подумать: зачем тебе хвост? Рога гораздо лучше. Как родители? Здоровы?
– Здоровы, тетя Ирина.
– А дома в хозяйстве как? Все в порядке?
– Все в порядке, тетя Ирина.
– Тогда просьба к тебе будет. Беги сейчас в это свое хозяйство и у лошади настриги прядей с гривы. Столько, чтобы в кулаке удержать можно было. Понял?
– Ага.
– Как настрижешь – возьми еще черную курицу, сунь ее в мешок, чтобы не орала и со всем этим добром возвращайся сюда. Родители спросят, зачем – скажи, что я просила. Но лучше будет, чтобы они тебя не заметили. К восходу луны как раз вернешься. Давай, беги.
Когда он убежал, Ирина снова вошла в воду, смыла с себя песок, восстановила “платье” и, забравшись на обрыв, стала глядеть на закат.
* * *
Мальчишка вернулся быстрее, чем она ожидала. Луна еще не поднялась над горизонтом, когда внизу, под кручей, послышалось тяжелое дыхание.
– Я здесь. Посмотри вверх.
Степка забрался к ней, вытащил из кармана большой пучок конского волоса.
– Вот! Хватит?
– Хватит. Ты ведь рыбачить шел, когда меня увидел?
– Ага.
– Принеси мне поплавок. Любой, какой больше нравится.
Он снова убежал, оставив рядом с нею мешок с курицей. Вернулся, протянул кусочек пенопласта, проткнутый шпилькой и зачарованно смотрел на то, как она обвязывает белый, мягкий пластик конским волосом, делая частые, очень тугие узелки.
– Есть спички?
Он кивнул, порылся в карманах и протянул ей коробок. Ирина осторожно пережгла остатки волоса и вернула ему нехитрую рыбацкую снасть.
– Держи. Только не жадничай и помногу не лови. Тогда его надолго хватит.
– Это что? – Степка держал поплавок двумя пальцами, как скорпиона. – Он теперь заколдован?
– Вроде того. Не бойся. Это как будто знак для водяников. Ничего особенного в нем нет, однако они вредничать не будут.
– Спасибо.
– Особо не хвастайся им. Силу он не потеряет, но тебе будут завидовать. И не жадничай, еще раз говорю! Теперь иди отсюда. На речку шел? Вот туда и шагай.
Что-то получив от человека, нужно дать ему что-то взамен. Если постоянно брать и ничего не отдавать, то жить колдуну останется ровно столько, сколько нужно пауку, чтобы обожраться и лопнуть. Паук ведь никогда не наедается. Пока есть пища, он будет поглощать ее, не обращая никакого внимания, что она уже вываливается с другого конца из треснувшего вдоль брюха. Но паук не понимает, что делает, а человек должен понимать. На то он и человек. Но и отдать слишком много – не лучше.
Ирина прошлась вдоль границы пшеничного поля и быстро нашла то, что было нужно: два маленьких деревца. Рябина и осина, растущие рядом, в полуметре друг от друга. Больших ей было жаль, сойдут и такие. Избавившись от иллюзии платья, которая сильно мешала ей, она быстрыми движениями пальцев начала связывать жесткие волоски. Лунный свет лился на нее, вплетаясь в заговор. Вскоре между тонкими стволами натянулась нить основы и Ирина начала вязать на ней сеть. Без челнока, только на собственных пальцах.
У нее ушла почти вся ночь и почти весь конский волос. Последним она вплела свой. Восход был уже совсем светлым, когда она наконец оглядела сделанное и осталась довольна. Теперь предстояло самое неприятное… Она вытащила из мешка слабо трепыхавшуюся курицу, глубоко вздохнула, взглянула на Луну и решительно впилась зубами птице в шею.
Глава четвертая
– Зигфрид, я возьму твою куртку?
– Что? – немец разлепил глаза. – Зачем она тебе в четыре утра?
– Спасибо!
Подхватив висевшую на гвозде в сарае черную кожанку, она унесла ее к сторожке, развесила ее на крыльце и принялась подшивать сплетенную ночью сеть к подкладке. Зигфрид окончательно проснулся, вышел, скептически посмотрел на то, что она делает. Ничего не сказав, потянулся и, зевая во все горло, пошел к колодцу. Из кармана его джинсов торчала рукоять пистолета.
Когда он закончил умываться, все было готово. Ирина завязала последний узелок и снова воткнула иголку в косяк двери, где той и полагалось торчать. Куртку она протянула Зигфриду.
– Держи!
– Что это было? – спросил тот.
– Это называется: “оберег”.
– Рыжая, ты о чем? Заклятье я и так остановлю, а пулю он все равно не удержит.
– Проверим?
– Ладно, хватит! Пошутили и достаточно. Не нужно портить хорошую вещь.
– Нет, спорим!?
Она все еще держала куртку на весу. Зигфрид, вздохнув, вытащил “Вальтер”, сделал шаг в сторону, чтобы не попасть в нее и выстрелил, но того, что произошло, не ожидал никто из них. Ударил беззвучный взрыв. Ирину с ног до головы осыпало мельчайшими ледяными осколками пули, которая разлетелась буквально на песчинки. Иллюзию платья (в который уже раз за этот день!) сдуло с нее, как будто она сдуру вошла в церковь. Зигфрид опустил ствол и пальцами левой руки недоверчиво потрогал неповрежденную кожу.
Дверь сторожки открылась и в дверях появился Лесь. Посмотрел на них, сразу все понял и спросил:
– Сдурели, палить с утра, да еще из этой штуки? Домовой чуть в трубу не выскочил.