Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

— Никогда не бери вещи с чьего-либо стола! Они неприкосновенны! Стол священен! «Клеаргрин» — освященный храм! Это не для того, чтобы ты, кусок дерьма, трогала их! Как ты посмела, ты, hija de puta, pendeja! Все, что здесь есть — священно, это храм внутренней тишины! Ты не смеешь, — pucha, — не смеешь даже просто прикасаться к чему-либо на столе Бадди! Mierda, qué puta, Coño, idiota! NO JODAS, CARAJO!

— Извини, — сказала я и повернулась, чтобы отнести книгу обратно. Мне не хотелось, чтобы ктонибудь видел мои слезы. Но было слишком поздно. Когда я выходила, то увидела пристальный взгляд Гвидо. Мне показалось, в его глазах отразилась целая гамма чувств: сострадание, жалость, страх, обреченность от предчувствия долгой разлуки и невосполнимой потери. Атмосфера наполнилась страхом. Это было серьезно. Возможно, я буду изгнана немедленно, сослана навсегда. В этот момент подошли новые гости, я слышала их поцелуи и приветствия. Я вернулась и встала, парализованная позором и ужасом.

Вошла Клод, за ней Кандиса. Все суетились, целовались и поддерживали бесконечные и бессмысленные разговоры, пока Клод не выскочила в туалет. Беседа опять возобновилась, люди дружески переговаривались, разбившись на маленькие группки.

Я стояла поодаль, и наблюдала.

Вдруг послышался звонкий девичий смех, все повернулись. Клод выскочила в зал, размахивая над головой книгой:

— Смотрите, что я нашла! Это было на столе у Бадди! Можете себе представить, что здесь? Послушайте, это потрясающе! — говорила она.

Это была та самая книга.

Клод восторженно, нараспев, стала произносить понравившиеся ей советы по ловле мужчин, делая ударения на тех же страницах, что и я.

Нагваль захихикал. Флоринда почти не изменилась в лице, хотя напряжение осталось. Но он все просчитал и вполне правдоподобно притворился, что ему нравится слушать чтение Клод. Все облегченно вздохнули, лица обмякли. Бадди адресовал мне что-то вроде улыбки. Может, и не было никакой смерти-советчицы, никакого сновидящего, но совершенно точно какая-то дьяволица по имени Ирония выстукивала своими копытами зажигательный танец где-то во втором внимании.

Клод разошлась. Теперь все, кроме Флоринды, смеялись, а я искала глазами Гвидо. Он пристально смотрел на меня. Я же смотрела сквозь него невидящим взглядом, Гвидо улыбнулся, поднял брови и, когда никто не видел, слегка пожал плечами, как будто провозглашая тост «за все невысказанное».

Клод разошлась вовсю, но тут Карлос пригласил всех к столу:

— Gracias, mi amor! Очень забавно! Но я проголодался!

Когда мы рассаживались по местам, было слышно, как Клод говорила: «Бадди, где ты прячешь такие штучки? Это потрясающе! Я не могла поверить, когда увидела это на твоем столе. Ты должен мне сообщить, если снова получишь нечто подобное! Я приду и обыщу твой стол, я не шучу!»

Карлос отомстил, понизив мой статус в воскресном классе. Я по-прежнему обзванивала всех и собирала взносы на входе. Но теперь честь контролировать класс была оказана Соне. Он редко общался со мной на занятиях. Такое вытеснение на обочину после двух лет пребывания в классе терзало мое сердце.

Однажды после обеда Карлос попросил меня установить для него микрофон, хотя я никогда прежде этого не делала. Я не смогла с первой попытки прикрепить его правильно, и он пришел в ярость: разразился бранью, называя меня «шлюхой» и «задницей» по-испански и по-английски, так что слушатели, находившиеся здесь же, сгорали от стыда. Наш внештатный звукооператор подбежал и решил эту пустяковую проблему, но Карлос продолжал изрыгать оскорбления.

— Прости, — сказала я, пряча слезы, — я старалась, но просто не знала, как это делается.

— Вот что такое Эллис, — позорил он меня перед всей группой. — Она старается! Что такое стараться?! Ты должна взять и сделать. А ее «прости»?! Ох! Впечатляет!

— Нагваль, — сказала я, — мне жаль, что я разочаровала тебя.

— Разочаровала? Как я могу разочароваться, если никогда и не очаровывался?!

Признаком окончательной утраты доверия Кастанеды стала история с его кожаной курткой. В ней Карлос выглядел весьма эффектно: коричневая «летная куртка», темные солнцезащитные очки, голубые джинсы, романтичная густая седина в косматой шевелюре, как будто он только что встал с кровати, что, вероятно, так и происходило.

У него была традиция: поднимаясь по лестнице, смотреть на меня, как я сижу за хлипким столом и собираю арендную плату, а затем здороваться. В славные времена только я помогала ему раздеваться, а в конце занятий подавала куртку.

Через некоторое время он стал раздеваться с посторонней помощью: Соня снимала с него куртку и передавала мне. Потом он начал доверять куртку только ей. Всю двухчасовую лекцию куртка лежала на стуле вместе с солнечными очками. На каждом занятии Патси ошалело суетилась вокруг этих очков, уверенная в том, что я положу их не на то место. Когда нагваль уходил, я вручала ему очки. Теперь он не позволял мне помогать ему одеваться.