Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Насколько я могла судить такой сценарий только позабавил бы брата. Неужели Карлос совсем забыл, каким был Дэвис? Ему изменила память? Ридли — застенчивый образованный аргентинец — был безжалостно отвергнут нагвалем. Он сказал классу, что у того «нет пробивной энергии для решения задачи». Ридли, вспыхнув, проглотил обиду.

Я чувствовала, что Карлос был бы не прочь испытать меня в лесбийской паре, поэтому предложила это сама. Я обняла Астрид за талию — она была выше меня — и сказала: «Я выбираю ее!» Астрид немедленно приняла эту роль, обещая надеть черные сапоги, кожаные штаны и повесить на пояс ключи от клетки. Карлос наложил на сценарий вето: «Я не хочу, чтобы Сильвия вычеркнула тебя из завещания. Они затрахали тебя так, что ты заслуживаешь компенсации!»

Флоринда стала настойчиво предлагать Карлосу выбрать самого скромного мужчину в группе. Она упорно твердила, что с этим «толстяком, который к тому же далеко не интеллектуал» сложится самая забавная пара. Она хотела помучить меня, потому что сама была одинока, и, как я теперь подозреваю, так было всегда.

— Фло, — спросила я ее наедине, — как это все будет выглядеть? Меня не проведешь! О чем мы будем говорить за обедом?

Она была непреклонна:

— Ты просто отведешь маму в сторону и прошепчешь ей: «Я не могу от него оторваться, ты не представляешь, как он лижет мою киску!» Такие вещи поручал нам проделывать дон Хуан. Почему бы вам всем не смотреть на вещи просто? — Но Карлоса не тронули просьбы Флоринды. Предложение было отвергнуто.

Единственный практический смысл всего этого мероприятия, кроме разрушения тюрьмы моего эго, заключался в том, чтобы разорвать путы семейных традиций, типа празднования Дня благодарения и Рождества, которые, как ни странно, Карлос любил. Стояла ранняя осень, но нагваль планировал все заранее. Он считал, что мне нужен мужчина, который будет постоянно занимать мое время.

Праздники же ставили меня перед трудным выбором: или семья, или группа. А праздничные вечеринки

Карлоса были хорошо организованы: индейка, подарки и ужасные игры в лото, после которых он как правило кого-нибудь изгонял со словами: «Слишком сильное давление! После каждой вечеринки… Я гарантирую, головы полетят!» Мне казалось, что ему нравилось в самое трудное время до предела нагнетать обстановку.

В конце концов остался единственный кандидат Карлоса — Гвидо. Через некоторое время был назначен обед, на котором должны были присутствовать Гвидо, мать с братом и любимый друг нашего семейства, Боб. Я выбрала хороший ресторан «У Майкла» в Санта-Монике.

Когда я позвонила Гвидо, чтобы сообщить ему об этом, он одобрил мой выбор и торжественно произнес:

— Нагваль имел обыкновение туда ходить. — Но когда я сказала ему, что пригласила без разрешения еще и Боба, он взорвался:

— Эллис, тебе нельзя поступать так легкомысленно. Это — маневр! Ты просто не можешь… приглашать кого попало! Неужели не понимаешь? Это тяжело.

Наутро перед обедом Карлос сообщил мне, что Гвидо не пойдет. Никакой «энергии» больше нет — дверь, какой бы замечательной она ни была, закрылась. Я должна была заплакать за обедом, осознав, что Гвидо бросил меня. Это должно было вызвать жалость матери и, конечно, свидетельствовать о том, что я прошла испытание. Когда я позвонила Гвидо, чтобы сообщить ему об этом, он стоически выслушал и прошептал:

— Я хотел бы поцеловать тебя в шею при всех.

Вечер прошел, как и было запланировано. Я выглядела убитой горем, временами поглядывала на пустой стул возле себя, и все, казалось, сочувствовали мне. Но проблема все еще не была решена, и, когда приблизились очередные праздники, Гвидо был призван снова.

Мой брат, живущий по полгода во Франции, собирался приехать в Лос-Анджелес с двумя сыновьями-подростками. В обычный субботний вечер они с матерью планировали встретиться со мной в модной пиццерии. А я собиралась прийти с Гвидо, но ему снова было отказано.

Но на этот раз удар был еще более жестоким.

Карлос заменил его Декстером Дюпре, бывшим Хуаном Гонсалесом из Буэнос-Айреса. Обычно новое, магическое имя, совершенно не напоминало настоящее. Декстер изучал мануальную терапию, был приветлив и неплохо выглядел. В течение нескольких лет он болтался на задворках группы и наконец удостоился благосклонности Карлоса.

Декстер мне сразу понравился, он был одним из немногих, с кем можно было запросто болтать, пока он назывался Хуаном. А Буле он очень не нравился, она говорила, что у него брови «волосатые, как гусеницы!» Карлос считал волосатость в любом месте «человеческой чертой, объединяющей нас с обезьянами», — густые брови Декстера работали против него.