Ученица начального училища

— Ну, дай Богъ тебѣ здоровья, крохотной. Эки руки-то у тебя золотыя! Вѣдь вотъ и не велика пиголица, а смотри какъ написала хорошо письмо! — восторгался мужикъ. — Ну, теперь конвертикъ, куда послать, милушка. Рязанской губерніи, Скопинскаго уѣзда.

Мужикъ передалъ Манѣ конвертъ и сталъ диктовать адресъ.

— Манька! Надо прибавить, что со вложеніемъ, молъ, трехъ рублей. Ты такъ и пропиши, — училъ Петръ Митрофановъ. — Со вложеніемъ трехъ рублей отъ Григорія Николаева и потомъ нашъ домъ, нашу улицу. Я вѣдь учился когда-то! У солдата учился въ нашей деревнѣ. Все зналъ, но теперь забылъ, — похвастался онъ. — Прочитать прочту, коли что по печатному, а по писанному ни Боже мой… И писать учился, но совсѣмъ забылъ. Цифирь знаю обозначить, а писать, хоть ты убей, не помню.

Мужикъ ушелъ. Грызя сѣмечки, Маня опять раскрыла книгу и принялась за чтеніе «Птички».

— «За весной, красой природы
Лѣто знойное пройдетъ,
И туманъ и непогоды»…

читала она полушопотомъ, но матъ, выйдя изъ-за занавѣски съ ребенкомъ, перебила ее:

— Ты еще все со своей птичкой возишься? Вотъ надоѣла-то! — сказала она. — И если-бы еще что путное было-бы, а то птичка какая-то! Убирай книги и возьми Митьку, а я ужинать соберу. Ѣсть пора да и на боковую… Сегодня раньше ранняго поднялась я изъ-за ребенка, да и днемъ онъ мнѣ соснуть не далъ ни минуты. Цѣлый день блажилъ, неугомонный. Бери его.

И мать передала на руки Мамѣ грудного ребенка.

— Гдѣ у тебя сороковка съ остатками-то? — спрашивалъ Марѳу Алексѣевну Петръ Митрофановъ. — Выпить остатки-то, да и не думать объ нихъ.

За стѣной у жильцовъ происходила ссора. Кто-то отборными площадными ругательствами отчитывать кого-то. Плакала какая-то женщина.

1903