Я повернулась обратно к Рихарду. Судя по тому, что он с трудом и дезориентированно, но пытался двигаться и говорить, яд на него работал плохо. Видимо, перед приходом ко мне он заранее принял какое-то противоядие, затормаживающее эффект. Но я все еще помнила свой провал в детстве с отравлением Николаса, так что формулы ядов в зубах мыши были уникальны, мы разрабатывали их вместе с Бэккер.
— Кали… — он силился что-то сказать, но так и не договаривал, пытался поднять руки, но это давалось ему медленно и с трудом.
А я смотрела на него и понимала, что, похоже, мне придется сделать то, о чем я так давно думала, но надеялась, что не придется. Сошедшие с ума Старейшины не должны жить. И если я упущу шанс убить Рихарда сейчас, то потом это возымеет серьезные последствия. Он — один из самых опасных противников для третьего круга в целом и для нас с Николасом лично. Его просто нельзя было оставлять жить, и я видела это как никогда четко и ясно. Нельзя было. Но я любила его. Все еще любила. Но нельзя.
И от безысходности я разрыдалась, сидя рядом с ним на кровати. Последний раз я так рыдала в детстве над телом отравленного мною Николаса, когда поняла, что всей моей жизни конец, а все пережитое, все мои усилия, ни к чему не привели. Вот и теперь я рыдала и никак не могла остановиться.
— Что… ты… — прошептал он, почти перестав пытаться двигаться.
Не знаю, что именно он хотел спросить, но и думать мне рыдания особенно не давали.
Вспомнилось внезапно, как когда-то очень давно я стояла в подземной лаборатории в комнате, разгромленной роем Королевы. И тогда, указывая на место, где был подопытный, Рихард сказал мне: «Представьте, что вы смотрите на своего ребенка. Вы знаете, что ему больно и он уже лишился последних крох разума. И вы ничего не можете с этим сделать. Единственное, чем вы можете помочь ему — это убить.»
Такое похожее чувство было у меня сейчас. Я ничем не могу ему помочь. И я просто вывалила на него всю свою боль, прерываясь, лишь чтобы в очередной раз всхлипнуть:
— Ты ослеп… Ты стал одним из них… Я должна убить тебя… Но я не хочу… Я люблю тебя… Не могу убивать близких… Должна, но я тебя люблю… — я, уже обессиленная рыданиями, склонилась лбом к его груди и ногтями в исступлении скребла по его коже.
Он молчал, похоже, приняв свою судьбу. Несмотря на все свое состояние, я заставила себя подняться и пройтись до комода, стараясь не пошатываться от внезапно навалившейся тяжести во всем теле. Я не хотела этого делать, но заставляла себя. В одном из ящиков там у меня был припрятан нож, просто на всякий случай. Рихард лишь молча наблюдал за мной ничего не выражавшим взглядом. Я вернулась к нему с ножом, размазывая слезы по лицу, остановилась над ним и подняла нож, целясь в грудь. Давая себе ещё одну секунду, оттягивая этот момент, как только могу. Но секунда прошла. И я, слизнув соль слез на губах, с точностью хирурга вогнала нож ему прямо в сердце…
На следующее утро я собрала совет в Библиотеке. Теперь здесь присутствовал Лестер, но не было Рихарда. Такие необычные изменения. Я ожидала всех стоя и после того, как все собрались, садиться не стала, окинула всех взглядом и объявила:
— Я пришла на ваш суд. Сегодня ночью я убила Рихарда Кросса…
Эта новость шокировала всех, кроме Николаса и Лестера. Первый сидел хмуро и внимательно, продолжая меня слушать, а второго это, похоже, позабавило, но от комментариев он удержался. А я продолжала:
— … У меня была причина сделать это. Он явился ко мне ночью и обвинил тех из нас, кто голосовал за Лестера, в мошенничестве и пособничестве Старейшине. Пообещал убить всех нас за это представление, включая тех, кто голосовал против. Меня он также обвинил в том, что силами Королевы я убивала наших людей в Лондоне. Его разум последние годы был затуманен подозрительностью и паранойей, а все мы знаем, признаками чего это является и к чему в итоге приводит. Я попыталась оправдаться, но он напал на меня и чуть не убил. Обороняясь, я сумела обездвижить его, но времени на принятие решения у меня было мало. И я поняла, что если случится любая мелочь, которая позволит ему вырваться, мы получим в его лице опаснейшего врага, который еще и слишком хорошо осведомлен о нас всех. И я сочла разумным не рисковать и убила его.
После этого я села, дав остальным время обдумать мои слова.
— Каллисто, ты в голосовании не участвуешь, — ответил Николас, пристально глядя на меня. — Остальных прошу принять решение о правильности или неправильности ее поступка. Займите ее сторону или проголосуйте против. Пока что это не вопрос суда, это вопрос общественного мнения относительно принятого ею решения.
— Что ж, я здесь недавно и не в курсе событий последних лет, поэтому отдаю свой голос Николасу, — первым начал Лестер.
— За. Против. Против. За, — раздавались голоса.
Кроме Лестера, все остальные высказали свое мнение, не передавая право голоса. Что интересно, даже Николас проголосовал «за», и в целом голосов «за» было больше. После голосования Николас кивнул, снова обращаясь ко всем: