Представьте город средневековый. Теснота плохо проветриваемых улочек, заваленных мусором и экскрементами, то тут, то там в ночи можно увидеть чей-то выставленный на улицу зад, сопровождающий свои испражнения специфическими звуками. В домах копоть факелов, масленых светильников, чад сальных свечей, угар дыма из каминов и кухонных очагов осыпающих на головы прохожих сажу и пепел от сотен направленных в небо каминных труб. Вряд ли легкие средневекового горожанина были чище легких нашего горожанина-современника. Вряд ли каждый мог пользоваться отдельной комнатой, в лучшем случае большинство довольствовалось одной конурой на семью, рост которой не сдерживали контрацептивы. Коптили и воняли ремесленные лавки, где все время что-то жгли, травили, ковали, дубили, вымачивали в моче или щелоке. Пыль и грязь, нечистоты, вонь, теснота. Гужевой транспорт, который испражняется, когда шлея под хвост попадет. Слежавшийся за зиму снежный наст бурый от нечистот, к весне превращающийся в мутный поток.
Представьте себе города времен промышленной революции: покрытые слоями угольной пыли и сажи, с вечно чадящими заводами, со снующими паровозами и пароходами извергающими черный дым. Подземное метро на паровой тяге. Улицы, запруженные кебами и ломовыми извозчиками, омнибусами, верховыми — столпотворение тяги гужевой со все теми же испражнениями.
Есть весьма веские доказательства, что в Новом, еще доколумбовом, Свете подобных проблем от экологии не существовало. Не то, чтобы индейцы все продумывали с самого начала, просто психологические установки индейцев изначально оказались таковы, что всякое дерьмо надо за собой не только в землю зарывать, но зарывать так, чтобы землю не отравить. Ацтеки и майя получали из всех нечистот и мусора прекрасный компост для пригородных огородов. И так во всем прочем: избегали тесноты при застройке, следили за чистотой улиц, как за высшим достижением городской цивилизации… И все майя равно ушли. Сбежали из города, об идеальной планировке, об организации которого будут позже мечтать Томас Мор и Томазо Кампанелла вдохновленные к написанию своих Утопий устройством индейских городов. Позже по этой кальке утопических коммунистов построятся панельные города-сады социализма, и западные коммунисты, пожив в них, напишут восторженные панегирики под многообещающими названиями «Города без кризисов» и тому подобные. В книгах тех будет сквозить желание остаться в таких городах навсегда. Особенно если в номерных городках-оазисах при оборонных гигантах, академгородках или в «городах-выставках социализма». Как-то не замечали пришельцы из капиталистического ада в коммунистический рай, что в кризисе русская деревня, что погрязли в уголовщине и спиваются пригороды, что значительная часть населения этих прекрасных городов мечтает бросить все и удрать в пребывающие в кризисе города проклятого капитализма, где ломятся полки супермаркетов, где вместо тупых и пространных лозунгов на зданиях красуется манящая реклама товаров которые можно купить, а не идей, которые нельзя потрогать.[14]
На помощь «организаторам пространства» пришла реклама. Только в «коммунистическом раю» рекламировали единственное, бывшее в избытке — идеи. Посредством световых вывесок, лозунгов и кумачовых транспарантов. В «раю либеральном» кричащая с каждого угла реклама призывает покупать реальные товары и услуги.
Даже идеи продаются посредством рекламы политиканов и политических лозунгов. Но для Архитектуры и унылые коммунистические растяжки в пол-улицы и сочные рекламы только функция. И то и другое организует пространство типовой застройки, прямых углов и серого железобетона, всех искажений экономного конструирования теперешних домов-«машин для жилья», в отсутствии архитектуры именуемой «архитектурой современной». И при «социалистической» и при «капиталистической» застройке необходимы цветовые пятна, разбивающие унылое, рачереченное прямыми линиями, давящее на психику «серое» городское пространство.
Может, в этом разгадка? «Идеальный город» — манящий рай. Город в кризисе — ад, где вместо бренчания арф раздаются щелчки бича. Пусть и «бича божьего». Кризис — вечная, перманентная проблема любого города, который живет. Он определяет стадии развития, выводя на край, и давая новый импульс развития, называемый «скорейшее преодоление острого кризиса».
В идеальном городе может жить только идеальный человек. Homo quardratus[15]
, как говаривали древние. Лишенный пороков, не тянущийся в притоны где эти пороки процветают. Homo faber[16] почкующий квадраты новых кварталов. Но где вы видели человека без пороков? В монастыре? Город — вечное скопище пороков, cloaca maxima[17].