Ученые досуги Наф-Нафа

И все это рано или поздно случается, поскольку в людском муравейнике всегда избыток недовольных. Марксисты присвоили городским волнениям красивое называние «классовых битв»: то мирные демонстрации, то массовые беспорядки, то забастовки, особенно чувствительные для горожан (в том числе для их обоняния) стачки мусорщиков и транспортников, повергающие город в хаос. Что поделаешь, беспорядки всегда отрицательная эмоциональная величина от празднеств.

Что ж! Надо отметить, что Город довольно прочная структура, раз выдерживает столь разрушительные процессы.

Резонеры запротестуют: хаосы не есть нечто изначально присущее городам, не возникают от простого скопления броуновских частиц, а следствие чьих-то просчетов и недочетов, ошибок, недомыслия и многоумия, халатности, злого умысла, идиллических проектов, годных, скорей, для художественного полотна, чем для реальности земного рельефа. Что ж! хаосы города тоже отрицательная величина от его организованности и порядка, производная от планирования, от формул градостроения.

Укажут пальцем на аккуратные немецкие или голландские городки, словно игрушки из рождественской коробки с подарками. С полицейским на углу, с помадковых цветов почтой, ратушей, больницей, прачечной, с румяным кренделем над пекарней. С парой пивных, где стройно раскачиваются шеренги пьющих в меру и горланящих поросяче веселый «Лорелайн». Это живые, но кастрированные города, от того они еще мертвее, чем руины, чем заведенные «ходики» с кукушкой. В них нет «страшной тайны», магия их — убаюкивающая монотонность толи колыбельной, толи реквиема. Города-игрушки, города-механизмы, где все определенно, все правильно. Но подслушайте, о чем судачат на углу домохозяйки, и вы поймете, что главный предмет их разговоров — нарушение порядка. Как-то: супружеские измены, произвол лавочников с ценами, манипуляции городских голов с бюджетом, тихие семейные ссоры и громкие скандалы. Но даже эти разговоры о жизни подернуты тленом монотонности.

Невольно закрадывается догадка, что горожане готовы мириться с хаосом своей жизни, пока хаос не примет катастрофические масштабы. Но как обычный фон хаос естественен, если не сказать желателен. Людям необходима некая замена природного хаоса, некий организованный, упорядоченный беспорядок — для горожан это их неотъемлемая свобода. Свобода Города, поскольку главный источник хаоса разность желаний, устремлений, движений. Каждого человека «самого по себе». Неотъемлемая часть любимой игры людей — «игры в Город».

Люди города — люди особой породы. Вечно спешащие, вечно пребывающие в делах и заботах. Даже городские нищие имеют чрезвычайно деловой вид. Поэтому Город для самих горожан дела лишен магии как минимум на 99 %. Один процент расчетливо оставлен на время отдыха, позволяющего иногда прогуляться по местам детства, молодости, праздно пошататься по улицам, вместо того, что бы улизнуть на природу или на далекий экзотический курорт. Город горожан есть жизненное пространство. Все «острова и нити», равнозначные для разве что для плана города на путеводителе, имеют совсем иные измерения для старожила: «соседняя булочная», «мой» киоск, «наш бар», «наша футбольная команда», «дешевый рынок», «дорогой» ресторан, «моя работа», «моя квартира» наконец.

Эти заветные точки на карте, иной раз, совершенно неприметные и невзрачные заведения, разрастаются в представлении горожанина в огромные каверны, создавая его собственный мир, отбрасывая все остальное за грань внимания. Равно и улицы, и площади, и скверы окрашены его личным восприятием и памятью. «Вот здесь я обычно назначаю свидания, здесь мне набили лицо, а здесь я был счастлив чрезмерно». Попадаются местечки менее интенсивно освещенные личным восприятием — здесь горожанин превращался в ротозея. «Тут рухнувший балкон придавил двух прохожих, прямо в двух шагах от меня. В этом дворе все время болтался тот шизик-комик, что-то давно его не видно. Да жив ли он?»

Великое тоже порой вспомнится: «Делали историю прямо на моих глазах, а их дубинками, дубинками… вон там, где бабушка кормит голубей, а внучек их гоняет». Места окрашены индивидуальной памятью, все остальное серо и неприметно, хоть и проходил по этому месту тысячу раз.