Обычно фестиваль цуцудзи был на последнюю половину луны, то есть двадцать четвёртого апреля, и начинался ближе к вечеру. В программе были гуляния, ярмарочные развлечения, фейерверки. Народ надевал красивую одежду, общался, а после фестиваля всегда был выходной день. Насчёт выходных я, кстати, очень долго не мог понять закономерность, так как они были какими-то «плавающими», прослеживалась лишь периодичность выходных каждые шесть дней. Вроде в месяце всегда тридцать один день, есть две недели, то есть четырнадцать дней до полнолуния и две недели после, само полнолуние — три дня, ещё есть половины луны — первая и последняя на восьмое и двадцать четвёртое. Но выходные вообще не зависели от луны или каких-то чисел. Сначала я об этом вообще не знал, потом только в Академии понял, что выходной не в условную «субботу» или «воскресенье», а как попало, но спрашивать было стрёмно из-за того, что это вроде все знать должны.
В итоге жил так, как жил, а выверт насчёт выходных узнал совершенно случайно у Итачи, когда они готовились к моему о-миай и заговорили о благоприятных датах.
Оказалось, что, кроме известного мне лунного, есть деление всех трёхсот семидесяти двух местных дней на шестидневные недели. Получалось, что в году их было шестьдесят две, и самое прикольное, что каждое число любого года выпадало всегда на один и тот же день. Сакральное число «шесть», было связано с путями Мудреца, которых, как известно, то же количество. То есть, первое января всегда начиналось с первого дня этой шестидневной недели — «сэнсё» — и так далее до тридцать первого декабря, которое выпадало на шестой день — «сяккоо».
Все эти дни имели свои названия и даже значение и символику, на которую люди обращали внимание. Первый день «сэнсё», например, буквально означал «удачный день утром», поэтому когда я слышал это, то даже не догадывался, что это местный «понедельник». Второй день, «томобики», буквально означающий «заберёт за другом», считался хорошим для всякого рода торговых сделок, но плохим для общения с друзьями и родственниками. Если товарищ погиб в томобики, это считалось очень плохой приметой: была велика вероятность, что следом за ним погибнет вся группа или лучший друг покойного. В этот день также не устраивали похорон. Наруто родился десятого октября, это был вечер сэнсё, но прорыв биджуу наступил уже в томобики и Коноха потеряла очень много шиноби и гражданских. Так что, то, что я для себя мысленно переводил как «Девятихвостый демон забрал у каждого друга», когда люди говорили о том случае, на самом деле было что-то вроде местной поговорки, которую следовало перевести скорее как «Девятихвостый не зря в томобики явился». День рождения Итачи, кстати, выпадал на томобики.
Третий день называли «сэмбу», и его перевод «до плохо» указывал на суть: до полудня — всё плохо, после полудня — лучше, чем до.
А вот четвёртый день «буцумэцу» и был тем самым выходным. Дословно название переводилось как «смерть просветлённого», и этот день считался днём смерти Рикудо Сэннина. Многие закрывали лавки, не работали и не учились, и день в целом считался несчастливым.
Пятый день назывался «тайан», и это был самый счастливый и хороший день из всей недели, благоприятный для свадеб и любых начинаний. В тайан родился Саске. Самыми благоприятными тайанами считались те, с которыми совпадали дни полнолуния. Поэтому и свадьбы было принято играть в январе, феврале и марте, а потом следующий цикл благоприятных тайанов выпадал на июль, август и сентябрь.
Последний день — «сяккоо» — переводился как «красный рот», это был день демона Акаситы, который, по местным мифам, имел огромный красный рот, способный истончить грань между нашим миром и миром Ёми. В общем, плохой день, в который велика вероятность встретить какого-нибудь призрака, духа или любую другую чертовщину. Итачи сказал, что сякко считался хорошим днём для операций АНБУ, так как они тоже вроде как «духи мщения» селения. Ну и в Новый год, тридцать первого, тут «гоняли чертей», и последний день в году считался самым опасным, и грань мира духов становилась очень тонкой.
— Вечером фестиваль, — сказал Итачи после завтрака.
— И что? — спросил Саске.
— Вам следует пригласить своих невест на гуляния, — безапелляционно заявил старший брат и хотел сказать что-то ещё, но его прервал стук в дверь.
К нам «в гости» заглянула Цунаде-сама. Хокаге еле сдерживала улыбку, и казалось, что она вот-вот начнёт хихикать, так что я сразу заподозрил, что пришла она не просто так, а с «рацпредложениями»: Узумаки же проговорился, что наша «Конохоправительница» тоже хотела обженить онии-сана. Саске я эту информацию слил, так что мы с братцем многозначительно переглянулись.
— Входите, Цунаде-сама, — вежливо пригласил Итачи главу деревни, при этом на лице у него был такой фирменный учиховский «кирпич», что ни за что не подумаешь, что он о чём-то догадывается.
— Я принесла то, что ты просил, Итачи-кун, — маслянисто улыбнулась Хокаге, и я порадовался, что у меня уже есть невеста.