Эти царедворцы прежде были друзья и сверстники Евстафию летами и службой и всегда принимали живейшее участие в судьбе его. Руководимые, без сомнения, Небесным Промыслом, они направили путь свой к той стороне, где находился друг их, по дороге везде спрашивали: нет ли у них странника по имени Плакиды? Описывали его лицо, возраст, поступь и прочее. Наконец, достигли селения Вадизис – и хотели пройти мимо.
В то самое время Плакида был в поле, занимаясь обыкновенным трудом своим. Увидев римских воинов, он узнал в них прежних друзей и от радости заплакал. Желая ближе увидеть их, он стал на пути. Между тем римляне, приблизившись к нему, спросили: не знает ли он Плакиды? «На что он вам?» – сказал Евстафий. «Мы друзья его», – отвечали воины. «Нет, я не знаю его, – сказал Евстафий, – и даже никогда не слышал о нем… но, государи мои! Прошу вас зайти в селение и отдохнуть у меня от столь трудного пути, а сверх того, будем иметь время разведать о том, кого ищете». Они согласились на просьбу его, и Евстафий привел их к одному зажиточному крестьянину, прося угостить их, будто в его доме, и обещая за все издержки заплатить ему трудами рук своих.
Евстафий сердечно радовался, что мог узнать от них, что делается в Риме, ибо сердце его, возожженное любовью к Богу, не охладело для пользы во славу отечества. Евстафий служил им и угощал их, часто вырывались из его очей слезы, но, не желая изменить тайне, он выходил из храмины и, отерев глаза, опять возвращался к ним. Антиох и Акакий, глядя на лицо его и приметив слезы, начали мало-помалу узнавать его и говорить между собой тихо: «Этот человек подобен Плакиде или сам Плакида». Они вспомнили, что у него на шее была рана, полученная им некогда в сражении, начали искать ее и увидели… Воспрянули из-за стола, бросились ему на шею и зарыдали от радости. «Ты Плакида, – воскликнули они, – которого мы столь долго ищем! Ты – любимец цезарев! Ты – вождь римский, о котором царь и народ так долго сетуют!» Тогда объявили ему причину своего путешествия, злосчастие Рима и гордость врагов. Ревность к прежним подвигам запылала в сердце Евстафия, сыновняя горячность к родной стране в нем обновилась. «Так! Я тот Плакида, – сквозь слезы сказал он, – с которым вы столько раз были победителями, я тот, который некогда был в Риме славен, но, ах! Я ныне слаб и презрен… однако клянусь Богом Искупителем, что всегда готов пролить кровь мою за отечество, если правда, что я для пользы его нужен». С обеих сторон недоставало слов все выспросить, на все отвечать.
Евстафий облекся в одежды военачальнические, препоясал меч по бедру своему. Все жители были в изумлении, видя столь нечаянную перемену. Хозяин дома повергся к стопам его и просил извинения, что по незнанию держал его рабом в доме своем.
Истинный христианин, наследник Неба, есть тот, кто воздает
Окончив со славой брань против врагов римских, Евстафий Плакида с победоносным воинством возвращался в отечество. В один жаркий день, проходя мимо какого-то селения, стоявшего над рекой и имевшего красивое местоположение, Плакида остановился, и так как воинство его от дальнего похода утомилось, то и решился он остаться тут на три дня и велел раскинуть шатры для себя и для воинов.
Между тем два молодых воина поставили для себя одну палатку подле некоторого сада. Расположившись на траве, под тенью свесившихся через ограду дерев, они разговорились друг с другом, и один спросил другого, кто у него отец. «Не знаю, – отвечал он, – я помню только, что отец мой был известный человек в Риме и Бог знает для чего вдруг взял мою мать и меня с меньшим братом, пришел к морю и пустился по водам. Потом, когда пристали к берегу, отец мой пошел с нами далее, а где девалась мать моя – не знаю. Помню только, что отец мой и мы весьма плакали о ней» (здесь товарищ его смутился, и покатились у него слезы). «Потом, – продолжал он, – мы дошли до какой-то реки, меня посадил отец на берег, а меньшего брата понес через нее на плечах. Вдруг откуда ни взялся лев и подхватил меня, но пастухи бросились на него, отняли меня и воспитали в деревне своей». – «Ах, брат мой! Любезнейший брат! – воскликнул другой юноша и бросился к нему на шею. – Я помню это! Я видел, как зверь похитил тебя… увы! И меня тогда же похитил волк и унес в леса, но также пастухи меня отняли у него и у себя воспитали». Они обнимали друг друга, целовались и от радости плакали.
Это были Агапий и Феопист, дети Евстафия Плакиды! Но Промысл Небесный готовил им вящую радость: мать их находилась в том самом саду и, слыша их разговор, возводила с воздыханием и слезами на небо очи свои. Она хотела бежать и заключить их в объятия, но, видя себя в рубищах, остановилась… Притом, зная ветреность и гордость вообще молодых воинов, она опасалась, чтобы они не отреклись от нее и тем бы не причинили жесточайшего удара сердцу ее. Итак, она решилась подготовить их к этому свиданию мало-помалу.