Училка и мажор

Боже, а если я беременна? Никакого аборта это точно, но как Рустам к подобному факту отнесется? Шок сковывает тело, но я стараюсь быстро собраться, чтобы купить парочку тестов. Штук десять, чтобы наверняка.

—Он смотрит на тебя как на божество, как он может быть против, Василисушка, ну ты чего так громко думаешь глупости всякие?

Глупости, конечно, глупости. Рука сама собой опускается на живот, я сдержанно улыбаюсь и выхожу в каком-то коматозе. Иду чисто на автомате, пока в очередном переулке меня не перехватываю со спины, затыкая рот кляпом. Кричать и сопротивляться не могу, меня надежно пригвождают к чему-то твердому и завязываю глаза.

Паника стучит молотом в висках, а во рту образовывается сахара. Мне страшно, так страшно, что хочется вернуть время вспять сесть и допить тот чай, от которого меня тошнило.

В голове кричу «Рустаааам», но слишком поздно.

46. Правда бывает болезненной, так лучше жить в неведении?

ГЛАВА 46

БЕЛЫЙ

Меня бесит, что он имеет хоть какие-то дела с моей женщиной за моей спиной. По факту бесит, я ему не доверяю и не хочу, чтобы он даже смотрел в ее сторону, не то, чтобы там что-то решал или лишний раз маячил. Баста! Я и не думал, что меня может обуять такая злость, что меня настолько сильно накроет, что аж в горле пуль стучать будет от нервов, сковавших тело. Не думал и не гадал, а когда все обрушивается, я не нахожу ничего лучше, кроме как выпустить зверя на волю и позволить ему чувствовать это. Просто позволить ощутить весь глобальный пиздец, что свалился мне на голову.

Иду к финику, нет, несусь к нему, а сам параллельно звоню Белову, чтобы точно знать, куда ехать.

—Ты где? — без приветствия кидаю злобно, в ответ звучит сдержанный смех, раскатистый.

—Ясно, ты уже в той кондиции, чтобы поговорить. Я боксирую в знакомом нам с тобой клубе.

Че? Он поехал к крестному? Да ладно, неужели помирились? Знать бы еще, чего поругались, было бы бесценно, хотя чего там знать, просто мой батя мудак, на этом, пожалуй, можно и закончить причины для ссор. Но не для этих двух, которые знали друг друга с пеленок, причина «мудачетсво» точно не причина, и если они на целый год затаили друг на друга обиду, то дело пахнет жареным, паленым, сожженным.

Ну ладно, тем лучше. Сразу получит в табло по-профессиональному.

В самые короткие сроки добираюсь до нужного места, паркуюсь и захожу внутрь, а там стоит мэр и боксирует на груше, рядом с ним крестный, о чем-то вещает ему. То есть проблем в раю больше нет?

Увидев меня, Ваха хмурится, кивает на свободный ринг и указывает на перчатки, но я не вижу и не слышу сейчас ничего, точечно у меня одна лишь цель — Белов.

—Ты какого хера без моего ведома с моей женщиной какие-то дела имеешь, а? Ты не смей к ней вообще подходить! — толкаю мэра со спины, а он резко разворачивается. Взгляд спокойный, словно ничего не происходит, в то время как меня выворачивает наизнанку. Мне это чертово спокойствие уже поперек глотки стоит, особенно когда меня, например, разрывает на части от гнева.

Белов снимает перчатки, поднимает на меня взгляд и также спокойно отвечает:

—Если бы я все проблемы решал, как ты, то сейчас я бы не был там, где я есть. Предлагаю спокойно поговорить.

—Я не хочу тебя видеть. Но сейчас ты выслушаешь меня и зарубишь у себя на носу, что Василиса — это моя, бля*ь, зона ответственности, и не смей тыкать свой нос, куда тебя не просят, ясно тебе? Увижу просто рядом с ней — переломаю ноги, будешь на коляске на работу ездить, — подхожу ближе и толкаю мэра в грудь, а тот в ответ только смеется, хрипло и надсадно.

—Давай пари, если на ринге победишь ты, так и быть, я больше не буду вторгаться в твою жизнь и жить Василисы. Если я уложу тебя на лопатки, то после мы поговорим нормально и без прикрас. Что скажешь, сын?

—Не смей называть меня сыном и не смей ставить мне условия, ты не имеешь никакого права на это! — шиплю, тыкая пальцем в грудь.

Разворачиваюсь и ухожу, но в спину летит ядреное:

—Испугался? Бывает. Все мы знаем, что я лучше в этом деле. Ученик пока не превзошел учителя.

Останавливаюсь. Меня нельзя брать на слабо, никогда нельзя, потому что я тогда срываюсь, окончательно теряю себя, чтобы доказать в первую очередь самому себе, что мне не слабо.

—Ты будешь полировать пол, — выплевываю, беря у Вахи перчатки.

—Вы как в детском саду, еще выясните, кто дальше писает в горшок, — недовольно бурчит мужчина, пока я скидываю с себя верхнюю одежду, устремляясь на ринг. Совсем как раньше. Мы ведь так и проводили субботние вечера, ставили удары, тренировались, отжимались от пола. Приходится насильно вытолкать эти воспоминания из памяти.

—Выпусти пар, тебе полегчает, — Белов заходит на ринг и раздает никому ненужные советы. Зрение становится каким-то точечным, я вижу одну цель, натягивая на руки перчатки.

—Пошел к черту со своими советами.