Егор стоит передо мной и лыбится, выкидывая шутливое:
—Не ссы, Ромашка, ой, Василиса Григорьвна, он свой праздник ненавидит.
—Егор, ты забываешься…
—Ну ладно вам, свои же люди уже в доску.
—В слюни, — повторяю фразу Руса.
—Научил уже своим словечкам? Ай молодца, и то правильно, вам как филологу полезно знать такие прибаутки.
Да уж, я вообще поднабралась странной лексики, и все бы хорошо, но у меня так-то литературная речь, я все-таки преподаватель в университете, мне по рангу положено…
Возвращаясь к дню Рождения. Ненавидит? Но припоминая темное прошлое парня, я вполне могу понять, что это так или иначе связано либо с папой, либо с мамой, а потому праздновать он, конечно, этот день не любит. Может и потому не сказал мне? Может в этом и кроется ответ? А не в том, с чем я успела себя уже накрутить?
—Когда у него день Рождения?
—Пятнадцатого декабря, и мы…с его братом хотим немного разбавить его серые будни. Не в обиду сказано…Но все же, хотим ему праздник неожиданный устроить.
—А это нормально будет? Я в том смысле, что он ведь не любит…
—Прошлое надо оставлять в прошлом, а то оно слишком тяжелое, чтобы всюду таскать этот чемодан без ручки, — Егор отвечает серьезно не по годам, хмуря брови, а я не нахожу ответ сразу. Молчу и пытаюсь свести дебет с кредитом.
—Какая идея?
—Прикинься шибко занятой, такой, чтобы на хромой кобыле не подъехать, вся в делах, ему, разумеется, ни слова. А пятнадцатого вечерком часиков в пять собираемся в нашем месте, скину тебе еще предварительно адрес со временем, чтобы ты там не потерялась.
Я киваю, анализируя ситуацию. Что-то не дает мне просто расслабиться. Он мне все-таки не сказал, я даже подарок не готовила, а тут осталось всего ничего…ну кто так делает?
В голове явно звучит возможный вариант ответа со стороны Руса на мой протест:
«Лучший мой подарочек — это ты».
Печально улыбаюсь своим мыслям, ведь я уже и отвечаю в голове вместо него. Приплыли, конечная. Сушим весла, господа.
Все последующие дни я максимально стараюсь делать очень занятой вид, лепеча о конференции, да, она и правда будет. В этом я точно не соврала, но будет она аж после Нового Года, а и есть как минимум, месяц до неспешной подготовки. И как же мне сложно так заранее готовиться, особенно, если все и так готово. Я ведь трудоголик, готовлюсь сразу и наперед, иногда аж за полгода «до».
—Малыш, а, малыш? Ну я же, я же лучше какой-то там конференции… — Рустам томно дышит мне в ухо, стягивая ночнушку, но, чтобы он реально поверил в происходящее, нужно играть до конца. Я тяжело выдыхаю и переворачиваю еще одну страницу очередного справочника по техническому переводу аббревиатур в Международных стандартах (ISO), у меня была дипломная работа по этой теме, а посему я и продолжаю идти в одном направлении.
—Рус, я не могу…у меня работа же…я опозорюсь.
Рустам хмыкает, слышу, как стягивает…трусы, а майгат! А затем с голым задом, поигрывая мышцами парень эротично запрокидывает ногу.
—Ты понимаешь вообще, от чего ты отказываешься? — бьет себя по ягодице, от чего я прыскаю со смеха, потому что картина эта точно написана маслом. Вкупе с забавным голосом равняется моему истеричному хохоту.
—Рустам, я закончу и приду.
—Пока ты там кончишь, я сам уже справлюсь и буду спать, — парень подмигивает мне на слове «кончишь», а я снова покрываюсь румянцем, вот прямо чувствую, как кровь приливает к щекам.
—Я недолго, — свято заверяю парня и складываю руки в умоляющем жесте, а сама же приступаю к очередной статье, которая мне пригодится аж на конец года в очередной научный журнал, индексируемый в Scopus Web of Science.
Рустам, как мне кажется, засыпает мгновенно, и как только я прихожу к нему, застаю лишь мирно сопящее нечто, с длиннющими ресницами, отдающими тень на полщеки. Ну надо же отрастить такие длинные. Я ему даже завидую, у меня такие только после нескольких слоев прокрашивания тушью, и то не всегда получается. Смотрится в любом случае искусственно, а тут свое все.
Невольно замираю, понимая, что стою, как баран и смотрю на него практически не дыша. Такое спокойное выражение лица, умиротворенное, лишенное всяких волнений и душевного груза житейский проблем. Палец сам собой невольно тянется к широкой темной брови, я легонько касаюсь, совсем невесомо, чтобы не разбудить. Жесткий волос приятно щекотит кожу, и улыбка сама собой растягивается на лице. Рустам посапывает и хмурится, а потом шепчет:
—Не надо, не плачь, мам.