Василина помогает мне накинуть куртку, подхватывает мои сумки и меня под локоть, и мы спускаемся на лифте. У дома нас действительно ждёт… носатый тёмно-серебристый порше. Вот это я поеду на роды. Ха! Ещё чуть-чуть и формула один.
Рядом с машиной стоит парень. Высокий, плечистый красавчик-брюнет в джинсах и кожаной куртке. Ну прям классика жанра. И взгляд, которым он обдаёт мою Ваську, даже меня заставляет вздрогнуть. А я, как бы, занята слегка собой.
— Спасибо, что приехал, — статно кивает Василина, но я вижу, как у неё мелко, едва заметно подрагивают губы.
Парень открывает заднюю дверь и помогает погрузить туда меня и сумки, а Васе предлагает сесть на переднее пассажирское. Она, уж коль он согласился помочь, а как я понимаю, мажор не из добрых самаритян, не спорит и выполняет.
Я устраиваюсь на заднем кожаном сидении мегакрутого порше, пристёгиваюсь кое-как и решаю отправить Богдану сообщение: “Какой-то мажор на порше везёт меня в роддом. Встретимся там. Люблю”
Вот пусть знает, как трубку не брать.
Ну на самом деле, это я капризничаю, Богдан всегда на связи, и всякое бывает. Но сейчас мне можно покапризничать, ведь так?
Машина, низко заурчав, стартует. Ну что сказать, на скорой было бы безопаснее, но дольше и не так весело.
Пропетляв по дворам, парень притапливает педаль в пол и несётся по трассе. И пусть он лавирует вполне мастерски, но мне всё же как-то страшновато становится. Вася вон тоже вцепилась пальцами в сиденье. К тому же меня начинает тошнить и снова прошивать болезненными спазмами, только теперь они становятся длиннее и интенсивнее. До меня доходит, что это, судя по всему, и есть схватки.
Достаю телефон, чтобы начать считать интервалы, но меня начинает снова и снова сворачивать пополам.
— Эй, парень, ты очень крутой, я вижу, но давай чуть плавнее, пожалуйста, — надеюсь он не посчитает меня некультурной или неблагодарной. — Ты меня так раньше времени раструсишь, а у меня тут двойня. Не довезёшь — и всё: Василина в обморок свалится, а тебе роды принимать. И тачку потом отмывать. Уф…
Наверное, моя речь в купе с покосившимся от боли лицом, на которое он бросает взгляд в зеркало заднего вида, его убеждают, и шумахер сбавляет скорость и едет спокойнее.
Ну и славно. Только бы горошинки так не торопились. О чём я их и прошу тихонько, поглаживая живот. А они, кстати, решили, видимо, сразиться, кто первый на выход, и устроили потасовку.
А дальше всё происходит как в тумане. Приёмный покой роддома, мажор, мило пожелавший мне не лопнуть по пути к ступеням, Вася, бледная и суетливо объясняющая медсестре в приёмном, что мне надо срочно рожать.
А потом тишина.
Она наступает так резко и быстро, когда Васю с моим пальто и ботинками выставляют за пределы фильтрационной комнаты, и я остаюсь тут только с медработниками. Тут так тихо и спокойно, что даже кажется, будто время течёт иначе.
И на мою панику при очередной схватке реагируют так, будто ничего не произошло. Всё так медленно: сначала расспрашивают о данных, дают заполнить документы, потом говорят лечь на кушетку и подключают аппарат КТГ.
Будто я тут не рожаю, а просто так пришла.
Через десять минут спускается врач — мужчина лет пятидесяти с посеребрёнными висками и строгими глазами. Исследует КТГ, а потом ещё и говорит возгромоздиться на смотровое кресло.
— Приготовьте операционную. Неонатологов предупредите, что двойня, пусть подготовят кювезы.
— Какое кесарево сечение? — жалобно спрашиваю, а у самой слёзы на глаза наворачиваются. — Зачем кювезы?
— Карина, не беспокойтесь, у вас же двойня. Тридцать четыре недели — детям может потребоваться дополнительная стимуляция. Вы хотите рожать сама? Зачем этот риск? Тем более, что плодный пузырь излился у дальнего плода, который будет идти вторым. Чем дольше он без амниотической жидкости, тем хуже для него.
— Делайте как нужно, — киваю врачу. — Я не враг своим детям.
— Умница, — мягко улыбается врач и уходит готовиться к операции.
Меня перекладывают на кушетку, запретив идти ногами, и тоже поднимают куда-то на лифте, помогают переодеться и снова куда-то везут. Я только успеваю держаться за крестик на груди и считать лампы на потолке, проплывающие над головой.
Страшно, честно скажу. Я в больницах никогда не лежала, и операций мне никогда не делали. И все эти иглы, капельницы, этот запах и прочее — пугают. Но я стараюсь взять себя в руки, ведь я знаю, ради чего я здесь.
Ради моих детей. А это мощный стимул быть взрослой и осознанной.
В операционной меня кладут на стол и говорят ждать. Медсёстры пока гремят инструментами, готовят всё. А я лежу и смотрю на потолок. Некомфортно быть без белья, хорошо хоть рубашку надели.
Приходит анестезиолог и сообщает, что наркоз будет местный, говорит как сесть и сгруппироваться для ввода лекарства. Меня трясёт от страха мелкой дрожью, когда игла касается спины, но оказывается и правда не больно. В вену на запястье в десять раз больнее было.
Странное чувство, когда я перестаю чувствовать свои ноги и низ живота. Аккуратно пробую его пальцами, чувствую, как малыши шевелятся. Не внутри чувствую, а рукой через живот.