высоким и крепким, чтобы постоять за себя. Только вот Глеб был, пусть и немного, но крупнее и
крепче, да и позицию занял выгодную, прижав его всем телом.
— Ну же, будь послушным мальчиком, — шатен укусил старшеклассника за губу.
— Я не лягу под тебя!
— Ты уже подо мной!
— Слезь, тварь!
— Или что? — Савкин двинул бёдрами, вжимаясь в пах Антона.
— Мразь!
— М, тебе понравится! Ещё никто не жаловался, — Глеб тёрся, имитировал фрикции, удерживая
при этом бунтующего парня.
— Прекрати! — Тимошин засипел, подорвав немного горло, а потом вовсе зашептал: —
Пожалуйста, хватит.
— Пожалуйста? Язва, ты заболел? Или… — студент ещё раз вжался в него и шумно выдохнул, ощутив заметную твёрдость. — Ты же…
— Заткнись! Слезь с меня!
— Думаешь, я смогу? — ладонь Савушки скользнула между ними и накрыла пах старшеклассника.
— Ты ведь хочешь этого.
— Нет! — воспользовавшись тем, что теперь его держит лишь одна клешня, Тимошин вывернулся
из-под парня и ударил его в плечо, откатываясь.
— Мелкий, зачем ты идёшь против своих желаний? — Глеб даже не пытался приблизиться.
Перевернувшись на спину, он задумчиво смотрел в небо, сложив ладони на животе.
— Ты придурок, — Антон, тяжело дыша, сел на камни и закрыл пылающее лицо руками.
— А ты?
— Замолчи. Отвези меня в город. И больше никогда не приближайся ко мне.
— Выдержишь?
— Ненавижу тебя.
— Ты не умеешь врать, сопляк, — Савкин поднялся. — Садись в машину.
— У меня есть условия.
— Какие ещё условия?
— Я буду навещать Артёма.
— Зачем?
— Я уже объяснял, — Антон сел на заднее сиденье.
— Я не понимаю тебя, мелкий.
— И не поймёшь, потому что ты мудак. Похотливое животное, которое думает лишь о том, кому бы
присунуть, не заморачиваясь над чувствами и желаниями других.
— Думаешь, что так хорошо знаешь меня?
— Да.
— Ошибаешься. Но ты слишком зациклен на общественном мнении. Я подожду, когда ты поймёшь, что важны лишь чувства двоих, а не то, что подумают окружающие, — Савкин обошёл машину и
устроился за рулём.
— Я не приду к тебе. Никогда.
— Не зарекайся, сопляк.
— Я уверен.
— Посмотрим. А язык у тебя, кстати, длинный… таким бы, ох…
***
— Принцесса, нам придётся рассказать всё твоему отцу.
— Не надо! — Маша вжала голову в плечи.
— Не глупи!
— Но Никита…
— Твою же мать! — Макс не выдержал и ударил кулаком по кухонному столу. — Где носит твоего
грёбаного братца, когда тут такое творится?!
— Не знаю… Он попросил у меня адрес Анны Сергеевны и…
— Что? — Валеев замер. — Анькин? Какого хрена?
— Не знаю я!
— Тише, тише, принцесса, — рыжик смягчился и погладил девушку по щеке. — Но я поговорю с
твоим отцом.
— Не надо, Максим!
— Не спорь со старшими!
— Опять ты начинаешь?
— Ты забавная, когда сердишься.
— Дурак! — Кленова отвернулась от улыбающегося парня.
— Не дуйся, малышка.
— Не называй меня так!
— А как? — Макс хитро прищурился, ожидая ответа. Школьница покраснела и совсем опустила
голову. — Ладно, принцесса! Понял я, понял.
Щёлкнул дверной замок, в коридоре послышались шорохи, и на пороге кухни появилась высокая
брюнетка.
— Добрый вечер.
— Здравствуйте, — Валеев поднялся.
— Мам, привет, — Маша замялась. — Это Максим, мой друг.
— Очень приятно. Инга Николаевна.
— Взаимно.
— А где мой блудный сын?
— Гуляет, — Кленова отвела взгляд от матери, не зная, что ещё сказать.
— Ясно. Вы ели?
— Да, ваша дочь прекрасно готовит, — рыжик улыбнулся, глядя на смущённую девочку.
— Тогда разгребайте продукты, и будем чай пить, — поставив на пол пакеты, женщина вышла, с
интересом покосившись на Макса.
— А она красивая.
— Ага, очень, — отличница открыла холодильник. — Доставай продукты.
— Есть, босс! — парень обошёл стол и нагнулся над пакетами, быстро вытаскивая содержимое и
передавая Маше.
Инга вернулась уже в домашних спортивных штанах и футболке, с улыбкой на губах наблюдая за
парочкой, переговаривающейся и подкалывающей друг друга возле холодильника.
Мария всегда была скромной и зажатой, редко шла на контакт с кем-то, погружаясь с головой в
учёбу. Конечно, это не могло не радовать, но женщине хотелось, чтобы однажды дочь привела домой
приличного молодого человека и познакомила с семьёй. Именно поэтому она сейчас внимательно
изучала рыжего весёлого паренька с взлохмаченными волосами. Он не был красавцем, но его нельзя
было назвать уродом. Было в нём какое-то обаяние, перекрывающее собой россыпь веснушек, бледную кожу и беспорядок на голове. Его, несомненно, можно было назвать привлекательным, даже милым. Но точнее всего ему подходило определение — солнечный.
— Мам, мы всё! — Маша захлопнула дверцу холодильника.
— Ставьте чайник, а я на стол накрою.
— Да мы справимся, сидите, — Валеев подмигнул, а потом обратился к школьнице, ковыряющейся
у плиты. — Босс, где чашки?
— Вторая полка.
— Есть. Чай?
— Правее.
— Нашёл!
— Достань пирожные.
— Проглотка.
— Дурак!
— Дитё!
Инга не выдержала и рассмеялась, весело, беззаботно, искренне. Эти двое составили бы прекрасную
пару, как ей казалось.
***
Выслушав от Антона поток брани и возмущений, пока они ехали обратно в город, Глеб, наконец, высадил парня возле дома, ещё раз отметив, что будет ждать, когда тот сам придёт к нему.