Училка тоже человек

Гале хотелось, чтобы дедовщина кончилась на ней: на её первой встрече с успевшими настрадаться в этой жизни первоклашками. При первом обмене доверчивыми взглядами. С первым прикосновением её руки с маленькой мягкой ладошкой.

Вместе они, как по мостику, короткими шажками пройдут первые самые трудные, удивительные, робкие четыре школьных года. Только не смотрите под ноги, малыши – смотрите вверх, там солнце.

Они шепчут ей на ушко о первых осознанных встречах с плохим в этой жизни. В округлившихся глазёнках по огро-омному вопросу. Всё так, почемучки вы мои. Вокруг океан горя, и нельзя, живя в нём, не замочиться… А спастись можно только на островках любви. Нужно одно: не умножать окружающее зло (умножение мы будем проходить во втором классе). Тогда островки будут увеличиваться, расти и сливаться в острова, а острова – в материки (материки вы будете проходить уже без меня в пятом классе на уроках географии). А океан начнёт потихоньку сжиматься, отступать, пока не исчезнет совсем.

– Здорово! А он правда исчезнет?

Так хотелось сказать: «Правда».

– Ты что, с ума сошла?! – Простомария вытаращила глаза. Подружка только что, вздохнув, вытащила изо рта чупа-чупс, завернула его обратно в фантик и крепко закрутила вокруг палочки.

– А чего? Мама мне разрешает. Я ведь недолго сосу, три минутки всего. – Анжелка выбрала из большой прозрачной банки клубничный леденец в целлофане. Развернула и зачмокала, зажмурив от удовольствия глаза. – Хочешь, тоже возьми?

Простомария замотала головой:

– А если покупатели узнают?

– Откуда? – Анжелка подумала и вспомнила: – Один раз только волос прилип. Тётка одна так орала. Мама меня потом шлёпнула: лахудра, говорит, волосы-то прибирай. И ещё однажды ругалась. Это когда кетчуп на хлеб выдавливала, а в бутылку нечаянно хлебные крошки попали.

Анжелка вернула леденец в бумажку и нацелилась на следующую, зелёненькую конфету. Подружки сидели в подсобке душного раскалённого вагончика, где торговала Анжелкина мама. Болтали ногами, рассматривали коробки и упаковки с пёстрым ярким товаром.

Распаренная Анжелкина мама вошла в подсобку. С треском сдёрнула скотч с коробки с соками, протянула девочкам по бутылочке. Равнодушно спросила Простомарию:

– Развелись отец с матерью, нет?

Простомария опустила налившиеся слезами глаза, ничего на это не сказала. Анжелка поспешила замять материну бестактность. Успокоила:

– Ты чего? У нас из класса только… (она подумала, загнула липкие пальчики и показала подружке) – только у шестерых всего папы есть. Остальные разошлись, или вообще пап не было. Как у меня. И ничего.

Простомария относилась к тому поколению, которое народилось у девочек-поклонниц латиноамериканских сериалов, хлынувших в то время на отечественные экраны. Поэтому в загсе ничуть не удивились и только деловито спросили, в одно ли слово писать имя новорождённой, и с прописной ли буквы начинается «Мария»?

Среди ночи мама будит Простомарию.

– Повторяй за мной, – странно задыхаясь, требует она. – «Мой папа подлец». Ну же: «Мой па-па под-лец. Он бросил нас». Повтори.

Простомария натягивает одеяло, со страхом смотрит на взлохмаченную, красивую и страшную маму.

– Повторяй же! – кричит мама. Зубы у неё стиснуты, голова судорожно запрокинута. – «Мой. Папа. Подлец». Не хочешь повторять? У, предательница, так ты за него?! Знай же: у него родился другой ребёнок, а на тебя он плевать хотел! – Она берёт за грудки дочь, трясёт её, грубо мотает из стороны в стороны… Через минуту стоит на коленях и рыдает: – Прости меня, доченька, прости!

Потом это повторялось каждую ночь. Мама пила таблетки, они тяжко засыпали под утро. Простомария пыталась её будить, упрекала: «Тебя же с работы выгонят!» – та вяло отмахивалась. Девочка сидела на уроках угрюмая и сонная, и учительница Галина Павловна вызвала маму в школу.

Та пришла угрюмая и сонная, очень похожая на дочь – то есть, конечно, наоборот. Галя говорила о том, что родители, разводясь, часто стремятся колоть, резать, как ножом, один другого словами и действиями, делать как можно больнее друг другу. А колют, режут и делают больно – ребёнку. Это для них развод – развод, а для ребёнка – расколотый Земной Шар…

Мама Простомарии на это усмехнулась. Смерила взглядом Галю:

– Молодая ещё. Будешь разводиться – себе эту туфту расскажешь.

– Почему вы решили, что я буду разводиться? – удивилась Галя, у которой пока времени не то, что на мужа – на любовь и дружбу не находилось.

– Будешь, – уверенно пообещала та. – Все разводятся.

– В «тефали» томились два птичьих крыла,
Дымящего кофею чашка ждала!

Надо же, стихотворение само собой сложилось! Галю действительно ждали на столе чашка обжигающего растворимого кофе и утренний ломтик хлеба с повидлом и маргарином. Что касается курицы, при зарплате первогодки-учительницы начальных классов Галя могла позволить себе раз в неделю разве что «фирменный» тройной куриный бульон. Бывает тройная уха, а у неё с точностью до наоборот.