Листаю пожелтевшие от времени страницы и удивляюсь, откуда могла черпать такие яркие краски девчонка-гимназистка, чтобы воспеть свою горку, которую называют не иначе, как Швейцарией.
В этом нисколько нет преувеличения, хотя бы потому, что наша юная темирханшуринка исходила немало троп в настоящей Швейцарии. Посетила она также Финляндию, Данию, Норвегию. Так что, называя Беловескую горку Швейцарией, она отдавала дань красоте дагестанской природы.
Дневник Беловеской – это исповедь о своей жизни, о близких, подругах-гимназистках, учителях, о событиях в областном центре Дагестана Темир-Хан-Шуре.
Все это не имеет прямого отношения к нашему повествованию, мне остается чуточку взглянуть ее глазами на темирханшуринскую Швейцарию.
«… 27 мая 1912 года. Лес – краса природы. Наша милая, широкая и чистая Швейцария, аллея с грибным запахом, старое кладбище в сквере, ферма Мищенко на юге – как все это дорого для меня.
«Шура – это дикая Италия», – сказал наш Луи Амико – итальянец».
Судьба Людмилы Беловеской оказалось трагической. Она рано ушла из жизни.
Перед тем, как поставить точку в этой части своей книги, я непременно должен сказать еще вот о чем.
В доме Беловеских бывало много интересных людей. К примеру, летом 1918 года академик живописи Е. Е. Лансере с семьей в течение нескольких месяцев жил на ферме.
Тут, в живописной местности, он делал рисунки для журнала «Танг Чолпан», портреты семьи Адама Григорьевича. Будучи в Москве в гостях у сына академика, я видел акварельные рисунки сада, пруда и других достопримечательностей дома Беловеских.
К Адаму Григорьевичу приезжало немало иностранцев, в том числе из Польши, Финляндии, Италии и других стран. На горке, в гостях у Беловеских, бывали и местные знаменитости, среди них Тату Омаровна Булач, которая очень тепло отзывалась о хозяевах фермы.
… Как-то лет 18–20 назад ко мне обратилась группа горожан с просьбой защитить их. Оказалось, их выселяют из коммунального дома, чтобы снести его и на его месте построить насосную станцию. Объясняю им, что я не депутат, не государственный деятель, не партийный чиновник и помочь им, к сожалению, не могу.
– Но вы же интересуетесь историей, – сказали эти люди мне.
– А при чем тут история?
– А при том, что этот дом, где мы живем, принадлежал Беловескому.
Пришедшие знали мое уязвимое место. В тот же день иду к председателю исполкома. Благо, он выпускник нашей школы. Председатель внимательно выслушал меня, вспоминая, как ходил со мной в походы.
Конечно, он понимает, что исторические памятники необходимо сохранять. Тем более, дом такого человека, открывшего первый консервный завод в Темир-Хан-Шуре и сделавшего много доброго для горожан и приезжих. Разумеется, уверил меня председатель, дом Беловеских пальцем никто не тронет.
Обрадованные ходоки не знали, как меня благодарить.
Прошло какое-то время, и уже сам председатель обратился ко мне: «Из-за того, что нет насосной станции, жители домов, прилегающих к Беловеской горке, остаются без воды. Он, председатель, понимает, что в истории ценно, однако жители не хотят этого понимать. Они требуют дать воду, хватают за горло».
Тем временем узнаю, что те, кто приходил ко мне с жалобой, уже получили в микрорайоне квартиры. Несколько раз меня приглашали в исполком. Когда же я услышал, что собираются послать ко мне делегацию жителей, остро нуждающихся в воде, я сдался. Но выдвинул условие: на стене насосной станции горисполком поставит мемориальную плиту с подобающей надписью о семье Беловеских. Кроме того, план дома и фотографии всех строений вручат мне…
Председатель клятвенно пообещал все условия джентльменского договора исполнить. Прошли дни, недели, месяцы, годы.
Глава города переехал в Махачкалу. Насосная станция работает, люди довольны. Единственный, кто считает себя обделенным, – это я.
– Выходит, Булач, говорю я сам себе, – ты был плохим учителем, неважно работал в школе, коль скоро один из учеников не исполнил данное им честное слово!
Беседа с краеведами на Беловеской горке перед дальним походом
Утешает то, что название горки навсегда сохраняет память об интересной польской семье Адама Григорьевича Беловеского.
Родившиеся в Дагестане
Лет 25 тому назад Булач рассказывал мне много о Гайдаре Баммате – под этим именем стал известен Гайдар Нажмутдинович Бамматов из селения Кафыр-Кумух Темир-Хан-Шуринского округа. Он был министром иностранных дел Горской республики, а после ее падения эмигрировал в Париж.
Оба сына Гайдара Баммата – Нажмутдин (1922–1985) и Темир-Булат (1925-?) жили тоже в Париже. Нажмутдин – писатель и дипломат, работал в ЮНЕСКО. Профессор, преподавал в Сорбонне и Кембридже. Автор более 50 работ по истории, написанных им на французском, немецком, английском, испанском и итальянском языках. Брат его Темир-Булат на протяжении многих лет до ухода на пенсию был генеральным авиаконструктором Франции.