Учитель афганского

Генералу с. Уошберну, штаб МС НАТО.

КГБ Узбекистана. Ташкент.

Гражданин США, сотрудник отдела печати и культуры Генерального консульства США в Ташкенте Клаудио Рейна скончался 20 января от острой сердечной недостаточности. На теле многочисленные гематомы, следы трех внутривенных инъекций. Вскрытие не проводилось. По взаимной договоренности тело было передано американской стороне.

С уважением и надеждой на дальнейшее сотрудничество

генерал-майор Г. Гулямходжаев.

Стас быстро шел по шумным переполненным улицам известным только ему маршрутом. Ориентировался с трудом, хотя этой дорогой во время войны проходил не единожды, но многие ориентиры исчезли за новыми постройками.

С майором Царандоя, афганской госбезопасности, Ахмедом Нуреддином Стас познакомился в восемьдесят шестом. Это был черный год для советских военно-воздушных сил. Если до этого наши вертолеты были хозяевами афганского неба, рыская там, где им вздумается и, гоняясь даже за одиночными целями, то в восемьдесят шестом у моджахедов появились стингеры.

Из всего парка бронированными были только МИ-24,а МИ-8 вообще не имели брони, и их стали сбивать пачками. Всего за один этот черный год моджахеды сбили около пятисот самолетов и вертолетов.

И самое страшное, что они почти всегда успевали добраться до подбитой машины первыми. Что они вытворяли с ранеными, уму непостижимо. В этом древнем народе обнаружилась невиданная копившаяся веками жестокость, хотя сами они это жестокостью не считали. Они резали людей также как скот, потому что врагов людьми не считали.

За время службы Стас такого насмотрелся, что в его восприятии понятие «смерть» полностью девальвировалось, ибо сама по себе смерть была не страшна. Непереносимо страшным становилось то, что предшествовало ей, и когда людей, вернее, то, что из них сотворяли моджахеды, отправляли в союз в закрытых запаянных гробах, сопровождая строжайшим приказом не вскрывать.

Чтобы не сойти с ума, он и к чарсу пристрастился, потому что водка уже не брала.

По первости он даже прошел мимо нужного дома и оказался на Чикен-стрит. Цыплячьей улице, своеобразный афганский Арбат. В его время его не было, но Чараи Торабаз — старое название сохранилось. Он снова свернул с Чикен-стрит, уже по номерам нашел нужный дом и постучал в дощатую дверь. С той стороны раздались мягкие шаги, и хозяин голосом, который, казалось, ничуть не изменился, и который Стас сразу узнал, спросил:

— Кто там?

Стас ответил на языке дари:

— Хозяин, мука не нужна? Хорошая мука и дешево отдам.

Последовала пауза, потом Нуреддин спросил:

— Что за мука?

— С той стороны Пянджа. Открывай скорее.

Загремела щеколда, дверь открылась. И Стас понял, что от былого осведомителя остался неизменным лишь голос. Ахмед всегда следил за собой, выливая на себя литры одеколона. Теперь же в проеме стоял бородатый неухоженный дед. Не дав ему опомниться, Стас зашел и прикрыл за собой дверь.

— Шурави? — изумленно выдавил Ахмед.

— Узнал? А ты изменился.

Лицо Нуретдина, всегда гладко брившегося «подаренными» Стасом бритвами, украшала широкая черная борода. Ахмед огладил ее и сказал:

— Когда талибы заняли город, всем дали ровно неделю, чтобы отпустили бороду. Тех, кто ослушался, убили.

— Талибов давно прогнали далеко на юг. Сейчас здесь американцы.

— Он трусы. Сидят в «зеленой зоне». Шурави были воины, а американцы бывают лишь наездами. Шурави ходили с автоматом на ремне, американцы боятся собственной тени, а когда идут на базар за сигаретами устраивают целые военные операции.

Они зашли в комнату, в которой Нуреддин сразу задернул картонные шторки на окнах, и продолжили разговор уже там.

— Как ты живешь? Чем занимаешься? — спросил Стас.

— Я теперь водонос. Воду продаю на Чикен-стрит. На чеки, которые ты мне оставил, я купил холодильник. Бросаю в воду лед, у нас сейчас жарко, берут хорошо. А ты почему вернулся, шурави?

— Коммерция, — туманно ответил Стас, но Нуреддин тоже был не лыком шит: сделал вид, что поверил. — Про Браина что-нибудь знаешь?