Олег схватил левой рукой поперек челюсти, разжал. Гот дернулся, но видать слабо тренировался, а варвар был чересчур силен даже по местным меркам.
В другой руке у Олега оказался большой ком жвачки б.у. с прилипшими волосами и мелким мусором, и он вложил его куратору в пасть, после чего сжал Готу нос, намертво перекрывая доступ кислорода.
— Жуй, скотина, — велел он. — Глотай. Не то «скорую» тебе уже придется вызывать, но она тебе не поможет.
Гот, задыхаясь, зажевал быстро-быстро. Бегом вернувшаяся Светлана повисла у Олега на руках, и он был вынужден их разжать, но для Гота было уже поздно: жвачку он успел сожрать.
— Что ты наделал! — воскликнула Света. — Ты все испортил, Шипилин. Ты все испортил.
Гот выхватил из кармана сотовый.
— Ты поедешь военны турма! — боже, какой у него прорезался акцент.
Шипилин двинулся на него, Гот даже сделался меньше на своем седалище, скорее всего, частично уехал под стол.
Между ними встряла Вернигор. Толкая сжатыми кулачками в грудь Шипилина, она вытолкала его в дверь. Он видел только ее оглушенное горем лицо, потом дверь захлопнулась, и щелкнул замок.
Шипилин дернул за ручку с такой силой, что она едва не осталась у него в руках. Раздался предостерегающий окрик, его попытались оттащить. Вскоре на нем повисли трое, включая начальника отдела подполковника Зажарского. Подполковника Шипилин хорошо знал и уважал, и возможно только это предотвратило большую драку.
— С ума сошли, лейтенант? — вскричал Зажарский, но Шипилин неотрывно смотрел на запертую дверь, словно желая запомнить каждый узор филенчатой двери.
Он отвел Шипилина в его кабинет и оставил под присмотром двух коллег. Тот впал в ступор, никого не видел и не слышал. Перед глазами была лишь захлопнувшаяся дверь. Он сжимал и разжимал кулаки. В душе у него возникла пустота.
Когда Света вытолкнула Шипилина, она закрыла дверь на защелку. Теперь ее можно было отомкнуть только изнутри. Самое страшное, что она знала, зачем она так сделала и от охватившего ее ужаса на некоторое время, словно потеряла сознание. При этом она сохранила способность передвигаться с открытыми глазами, и даже села на стул, на который куратор указал пальцем.
Сам он не садился. Расхаживал по кабинету и сокрушился вслух.
— Как работать, Света? Нам очен тяжелоу. Нас не понимайт.
— Что будет с Олегом? — помертвевшими губами спросила она.
Гот принял сокрушенный вид.
— Я обязан сигнализироват. Один звонок энд Загора, и приедут милитари. Военный.
— Не надо никуда звонить, — тихо попросила она.
— Это от меня не зависит.
— Я для вас все сделаю.
Она думала, что он кинется на нее после этих слов. Многое она слышала от подружек про этого жеребца. Но он метнулся в сторону, плюхнулся в кресло, задрав ноги.
— Все? — деловито уточнил он.
Снова вскочил. Порывисто подошел, положил ладонь ей на затылок, погладил. Он специально встал так, чтобы ширинка оказалась напротив ее лица. Сильный запах отдушки перебил шлейф застарелой мочевины.
— Ты ошен красивый вумен.
В голове у нее словно в вакууме переваливались совершенно неадекватные ситуации мысли. Она подумала, почему вдруг у него прорезался этот дикий акцент. Ведь он всегда говорил довольно чисто, и всегда кичился этим.
Продолжая гладить ее, куратор уставился задумчивым взглядом в окно, а другой рукой расстегивал ширинку.
— Ошен-ошен велл!
Она отпихнула его и встала.
— Я так не могу!
— Тогда я звонить Загора!
— Я не об этом. Надо сначала сходить в ресторан, ну должна быть прелюдия!
Куратор глянул на вялый член. Эрекции не было.
— Прелюдия, окэй! — сказал он. — Мы не животный, мы цивиль раса!
Шипилин подумал, что, пожалуй, самое плохое за сегодня с ним уже произошло.
Но он был неправ.
День, не задавшись с самого начала, не задался и дальше.
Когда Олег позвонил в больницу, намереваясь узнать о самочувствии Снигирева, с больным разговаривать ему запретили, тот находился в реанимации.
Весь день Олега донимали звонки. Звонили нынешние и бывшие коллеги. Слухи о скандале дошли до начальника УВД.
— Большую вы глупость совершили, лейтенант, — пророкотал в трубке начальствующий рык. — Если Гот оформит официальный запрос на твою выдачу, мы должны будет передать тебя миротворцам.
— Да я все понимаю.
— Ничего ты не понимаешь, пацан. Они же тебя в Загору, на опорную базу повезут! — и начальник так шмякнул своей трубкой, что наверняка расколол.
К концу рабочего дня он был выжат словно лимон. Когда пришел наконец черед идти домой, он вышел на крыльцо управления, закурил и не почувствовал вкуса сигареты. Вторая пачка за день.
Днем он пытался дозвониться до Вернигор, но она не захотела с ним разговаривать. Шипилин остро чувствовал вину перед ней.
Он видел, как Гот под ручку со Светой сели в «Форд» куратора и отъехали.
Олег отшвырнул сигаретину и направился к остановке.
На остановке было много народа, и Олег встал чуть в стороне. Погода портилась на глазах, небо потемнело от снеговых туч, стала накрапывать ледяная крупка.
Олег поднял воротник куртки и вместе с другими, оставшимися за пределами остановки, запоздало двинулся под защиту крыши.
Народу набилось как сельди в банку.