Увы, тётки явно рано обрадовались, ведь физические недостатки Валеры делали его снисходительным к слабостям учеников, поскольку ему и самому непросто давалось долгое сидение на пятой точке. Колобок не скупился на перерывы, любил разбавлять практики прикольными рассказами из жизни учителей и щедро делился собственным опытом. Его занятия были наполнены элементами развлекательного характера, а потому переносились легко, без напряга. А вот Герман, как вскоре выяснилось, и не думал веселить собравшуюся публику, настроен он был предельно серьёзно, о чём однозначно свидетельствовало его заявление перед началом медитации.
– Если кто-то устанет или решит закончить раньше времени,– он обвёл испытывающим взглядом притихший зал,– не стесняйтесь, уходите, только тихо.
– Так ведь ночью метро не ходит,– резонно заметил парень у окна.
– В соседнем зале имеются коврики для йоги,– Герман кивнул в сторону двери,– можете взять подушки с одеялами и поспать до утра. Одно условие – не храпеть,– с этими словами он включил тихую медитативную музыку и закрыл глаза.
Поначалу столь жёсткий подход участникам ретрита даже понравился, как-то сразу настраивал на ответственное отношение к процессу, однако на исходе второго часа зал постепенно начал наполняться шуршанием и даже тихим шушуканьем. Публика явно не предполагала, что ей действительно придётся медитировать всю ночь, хотя именно так было заявлено в программе ретрита. Медитирующие то и дело бросали на инструктора недоумённые, а потом и откровенно осуждающие взгляды, как бы обозначая своё недовольство происходящим. Увы, Герман оказался непробиваемым, он словно превратился в каменную статую, даже дыхания не было заметно. Лицо его сделалось отрешённым, на губах лёгкой тенью играла беззаботная улыбка, словно хозяин этого тела пребывал сейчас где-то далеко, в заоблачных эмпиреях.
Отчаявшись получить обычную дозу шуток и забавных рассказов, ретритчики один за другим потянулись на выход в соседний зал, чтобы утопить своё разочарование в беспокойном сне на жёстком коврике. Вначале Василиса поглядывала на отступников снисходительно, даже с некоторым превосходством, но постепенно снисхождение к человеческим слабостям переросло в её душе в откровенную зависть к пофигизму сдавшихся соседей. За последний час она уже с десяток раз принимала решение отползти вслед за отступниками к заветной двери в соседний зал и держалась исключительно на самолюбии. Это было глупо, по-ребячески, никакого толку от её издевательств над своим телом всё равно не было и быть не могло, но Василиса из чистого упрямства продолжала сидеть на своей подушке, изображая глубокий транс.
В зале царил загадочный полумрак от тусклого светильника, расположенного у ног инструктора, и каждый раз, открывая глаза, медитирующие имели сомнительное удовольствие лицезреть его улыбающуюся физиономию. Василиса уже видеть не могла эту блаженную улыбочку и старалась вообще не смотреть в сторону Германа. Однако долго сидеть с закрытыми глазами было чревато, можно было в лёгкую заснуть и грохнуться на пол с подушки, так что волей неволей приходилось пялиться на красавчика, проклиная тот час, когда она решила провести ночь в ретритном центре. В очередной раз открыв глаза, чтобы немного взбодриться, Василиса к собственному удивлению обнаружила, что каменная статуя вдруг ожила. Глаза Германа были открыты, он смотрел на неё пристально, изучающе, и в этих глазах сейчас не было ни капли привычной снисходительной доброжелательности, это был взгляд хищника, выслеживающего добычу.
Василиса вздрогнула от неожиданности, разрушая магию момента, и её реакция сыграла роль будильника, выдёргивающего спящее сознание из сладкой дрёмы. Герман легко поднялся на ноги, словно и не сидел в лотосе несколько часов, и жестом подозвал к себе наиболее стойких цигунистов, которых на тот момент оставалось всего четверо. Вздох облегчения пронёсся по залу словно бодрящий ветерок, но тут же сменился оханьем и кряхтением, когда медитирующие принялись разгибать затёкшие конечности. Герман спокойно ожидал окончания этой забавной сценки, ни единым жестом не показывая нетерпения или неудовольствия, напротив, он расслабленно улыбался, и в его глазах светилось искреннее сострадание к ученикам. Если бы всего несколько секунд назад Василиса ни видела его хищного оскала, то сочла бы этого человека прямо-таки образцом терпимости и доброты.
– Метро откроется через полчаса,– тихо объявил он,– вам как раз хватит времени, чтобы переодеться и прогуляться до входа неспешным шагом. Предлагаю не будить тех, кто не досидел до окончания практики. Оставшихся поздравляю с серьёзным шагом по пути развития,– с этими словами Герман развернулся и покинул зал, даже не попрощавшись.