Учитель и его время

Сразу после Нового года я поехал в Ленинград, на конференцию, посвященную 20-летию Всесоюзного НИИ пульмонологии. Наша кафедра многие годы работала в тесном содружестве с этим замечательным коллективом, крупнейшим в СССР и всемирно известным.

В это же время, по своим делам, в Ленинграде находился и Е. В. Мы встретились, он порадовался, что я благополучно вернулся, поблагодарил за письма из Кабула, внимательно просмотрел привезенные мной фронтовые фотографии. Был он в эту встречу каким-то особенно сосредоточенным и, пожалуй, грустным. Мы поехали с ним на квартиру к его младшей дочери Ирине, погостили в ее семье пару часов. Он был очень предупредителен к ней и нежен. Она мне показалась славной, симпатичной и очень непосредственной. Он подарил внукам игрушки, модели автомобилей – не полный комплект, а по нескольку штук. На мой немой вопрос – почему не комплектом, сказал тихо: «Никогда не нужно дарить сразу все, что имеешь, или всего себя, особенно детям. Обычно это ценится недолго, а потом оказывается, что дарить больше нечего, и даритель очень скоро становится не нужным». Помолчав, добавил: «Можно даже умереть за кого-то. В лучшем случае тебя похоронят, а вскоре похоронят и память о тебе». Наверное, это мудро, хотя прозвучало безмерно грустно, что в принципе было ему несвойственно… Он попрощался с Ирой, ее мужем, мальчиками, и мы отправились на вокзал: Е. В. уезжал в Москву.

Когда мы вышли на перрон, он с какой-то тяжестью в голосе, так нелегко ему было говорить, смазал, что начались большие кадровые перемены в военно-медицинском ведомстве, которые вскоре коснутся и его, и что мне нужно окончательно расстаться с надеждой на перевод в Москву. Придется жить и работать в Саратове. Сказав это, он быстро попрощался и вошел в вагон, хотя до отхода поезда еще было время… Я и раньше вполне понимал нереальность этих планов, и огорчило меня не это, а то, что он, по-видимому, сильно переживал происходящее и как хирург устранял болезненные иллюзии: и свои, и мои. Но разве это что-нибудь меняло в главном?!

В течение 1988 г. мы виделись с ним редко, но созванивались и переписывались.

Летом я впервые был на кафедре академика А. Г. Чучалина: готовилась Учредительная конференция Всесоюзнюго научного общества врачей-пульмонологов, и местом ее проведения был выбран Саратов. Чучалин произвел на меня большое впечатление своей интеллигентностью, ясностью мышления и изложения мысли, простотой общения. Чуть раньше, весной, у нас в Саратове было создало. Общество пульмонологов. Его председателем избрали меня.

В разговоре с Чучалиным я почувствовал, что наше знакомство было предварено лестной характеристикой Е. В. В тот мой приезд мы виделись с ним. Он продолжал работу главного терапевта в обычном режиме. Поделился опытом своей работы в ВАК СССР. Экспертиза диссертационных исследований, по его словам, требовала высокой эрудиции и научного вкуса, и ВАК представлял собой весьма солидный коллектив.

Конференция пульмонологов в Саратове началась 14 октября 1988 г. в Доме политпросвещения. Зал на 800 мест был полон. К тому времени это был наиболее крупный форум пульмонологов Союза. Делегаты приехали отовсюду: от Благовещенска до Риги и от Ташкента до Мурманска. Особенно крупной была ленинградская делегация. Встреча убеждала: наука интернациональна. Возглавил конференцию акад. А. Г. Чучалин. Президентом конференции был избран проф. Н. А. Ардаматский.

Погода была великолепная: не осень, а август. Улицы полны солнца, на каждом углу горы помидоров, арбузов и дынь. Делегаты оккупировали в перерывах и вечерами нашу прекрасную набережную. Синее небо, синяя Волга. С А. Г. Чучалиным мы увлеченно говорили о традициях отечественной пульмонологии, идущих везде от С. П. Боткина, описавшего крупозную пневмонию. Говорили о важности того, чтобы наша работа наполняла отечественную пульмонологическую Волгу, не давая ей заилиться.

Эта конференция, на которой мы были хорошо представлены, резко повысила известность нашей кафедры и Саратовского общества пульмонологов. Я вошел в правление Всесоюзного общества. Е. В. это приветствовал.

Жизнь в стране постепенно менялась: перестройка коснулась всех сторон жизни, покачнув сложившиеся традиции, но как-то безжалостно расправляясь с еще вчерашним не худшим настоящим в угоду далеко не лучшему будущему. Цена этому вскоре стала очевидной.