— Так что же это за миссия, что Вас так гнетет? — все-таки без снисхождения голос Аны.
— Сказать не могу… Правда, думаю, что и твой жизненный путь будет не легче, если только слава прошедших дней не испортила тебя.
— Вы хотите сказать, что Вы непорочны?
— Перед мессией — да. А в остальном — готов на все, в этом давал клятву.
— А я никому никаких клятв не давала.
— Хм, эта клятва в твоей крови, в твоем воспитании. И сейчас ты стоишь у последнего рубежа, так сказать на распутье.
— Я Вас не пойму, говорите напрямую, как есть.
— Хорошо, — Мних уже был спокоен, он сел на прежнее место и стал с аппетитом есть, будто и не было взрыва эмоций, и Ана подумала — может, и это была очередная игра, однако следующие фразы доктора были ужасны. — Так вот. Вопреки закону, хоть и был предупрежден, твой земляк Астарх, которого я с трудом поместил в больницу, ножом вырезал кожу на плече, где стояло клеймо не простого, а административного раба. Кто-то из санитаров донес. На ране выжгли новое клеймо; Астарх в заключении, будет суд, и если я не похлопочу, его казнят. А если я очень постараюсь — снова смогу поместить его в больницу; но не навечно ведь?.. Через месяц, ну пусть два — его снова привяжут к ослам.
Чаще и выше обычного поднималась девичья грудь, взгляд Аны тупо уперся в пол. А Мних, так же аппетитно поедая завтрак, чавкая, продолжал.
— Только амнистия императора может Астарха спасти… Кстати, благодаря твоим… ну скажем, нашим, стараниям, положение во дворце изменилось. Константин немного воспрянул духом, и тебя без проволочек проведут прямо к нему, ты удостоена торжественного обеда наедине с царем Византии.
— А если деньги? — блеснули глаза Аны.
— Какие «деньги»?! Поздно. Дело под контролем администрации.
Почувствовав слабость в ногах, Ана села, долго молчала, и на лице ее явственно читалась внутренняя борьба. Наконец только жгучий взгляд из-под пышных золотистых бровей искоса пополз в сторону Мниха, застыл, насупив ноздри аккуратненького носа.
— Какая же Вы дрянь! — выдала она. — Всего три дня назад Вы на коленях объяснялись мне в любви, предлагали весь мир, хотели со мной бежать на край света, а сейчас, — опрокидывая тяжелый стул, Ана медленно и грозно встала, в ее руках судорожно трясся нож, — Вы меня подталкиваете к императорскому ложу; иную выгоду нашли, подлая мразь.
— Вон! Вон отсюда! — вскакивая, закричал Мних на появившуюся охрану, поперхнулся, долго откашливался. Потом, обливаясь, залпом выпил большой бокал с гранатовым соком, так что казалось — на груди кровь. И пошатываясь, держась за спинки стульев, он медленно обошел громадный стол и упал перед Аной на колени:
— Да, Ана, — плакал он, — дрянь я, и мразь я… Убей, заколи, как свинью, — сквозь всхлипы. — Устал я, от всего устал, все надоело. Не мужчина я, не мужчина, ни физически, ни морально… Лучше убей, прошу, убей, зачем мне такая жизнь, — он хотел обхватить ноги Аны, но она брезгливым пинком отпихнула его, бросив на стол нож, ушла в сторону.
Тогда Зембрия Мних тяжело встал. Он уже не плакал, а глядел грозно исподлобья.
— Люблю, — не как обычно, а более низким, даже грубовато прохрипел он. — Люблю тебя до умопомрачения… И знай, и помни, всякий, кто позарится на тебя, будет уничтожен… даже император.
— Хе, — неласково усмехнулась Ана, — а если я сама захочу стать императрицей, или еще кем?
— Не шути, — угрожающе прошипел Мних.
— Не шучу! — привычная природная стать воцарилась в ее грации, в ее манерах. — Я свободная горянка, дочь Кавказских гор! И презираю людей, тем более мужчин, которые в свою выгоду то говорят «Ваше преподобие», то «тыкают», как слугу… Я с Вами встречаться более не желаю, а если меня вспомните, то только с почтением, помня мою родословную и мои заслуги.
Ничуть не сомневалась Ана в своих словах, да в тот же день гордыню пришлось смирить. На просьбу Аны император Константин дал указ об амнистии Астарха. В ту же ночь Ана поехала освобождать воспитанника своего отца, а Астарх на грани смерти, так избили его надсмотрщики. Жизнь земляка весомей принципа: не знает Ана врачевателей в Константинополе, да и искать времени нет, к тому же лучше Мниха в империи медика не сыщешь. Словом, скрежеща зубами, направила колесницу к загородному дворцу, прикусила губу, поникла, сдалась воле обстоятельств.
По возникшей суете Ана поняла: Зембрия Мних всерьез взялся за дело. Ночью эта территория наглухо запирается, и никакого движения, все под усиленной охраной. А тут видит Ана из окна своей опочивальни, как из ворот выехала одна колесница, потом один за другим трое всадников ускакали в сторону Константинополя.
— Вы ложитесь, отдыхайте, Ваше сиятельство, — по-прежнему вокруг нее суетится евнух Стефан.
Ане не до сна; Астарх последнее, что связывает ее с Кавказом, единственный, кто напоминает ей родных, кто сможет поговорить с ней на чеченском.