Учитель истории

— Что там «позвонить», — Безингер тоже улыбается, но странно, по-своему. — На днях вылетим в Америку, и весь мир увидит тебя по телевизору. Станешь всемирно известным, будешь разоблачать Россию, ее зверства в Чечне, испытания на острове, и еще тебе подскажут.

— Никого я разоблачать не буду, — улыбка сошла с лица Шамсадова, — я гражданин России, и там живут мои мать, братья, жена, родственники и друзья. В своей драке сами разберемся.

— Ты что, с ума сошел? Ты знаешь, какая тебе уготована жизнь в Америке? … Только, что есть, скажи.

— Что было, что есть, и что будет? Там лучше меня знают, все расписано, как хотят — повернут, — и вновь улыбаясь. — А я в Чечню хочу, в свою школу, преподавать.

— Кому преподавать, там никто не учится!

— Не учатся — учителя нет. А мы должны знать свою историю, сохранять свою культуру, свой кавказский дух.

— Да, там война, варварство, дикость! Нет там культуры…

— Замолчите, — грубо перебил его Малхаз. — Уж, кто-кто, а Вы-то знаете, что даже тысячу лет назад там была культура на уровне Византии, и она еще будет!

— Малхаз, — наверное, искреннее сочувствие появилось на лице Безингера, — может, ты где-то и прав. Но в наше время губить себя в глухих горах, где не только света и дорог, но даже тишины от бомбежек нет — просто глупо… Ну, оставим политику, оставим бизнес. У тебя ведь дар, ты художник, ты осилишь любую науку.

— Наука, не считающаяся с традициями и историей, может породить только технократов. Таких несчастных людей, как Вы, которые, вроде бы имея все, не имеют главного — счастья, свободы, будущего.

— Малхаз, — насупился Безингер, — намекать на мою бездетность — как минимум — бестактность.

— Я не об этом, сам бездетный, — виновато улыбнулся Шамсадов.

— Ну, о тебе… — что-то хотел сказать Безингер, но Малхаз ему вновь не дал продолжить, будучи маленьким и шустрым, он, наверное, впервые за столь много лет знакомства нырнул под огромную руку Безингера, ласково обнял и, глядя преданно в лицо:

— Давид, у нас иная судьба, общая, единая. Нас Ана ждет.

Эту мысль Шамсадов хотел выдать давно, да никак не подворачивался момент, и он не решался, ибо теперь был твердо уверен, что Ана, сундук и все прочее — плод его чересчур богатого воображения и фантазии. Что все это не научно, сказки, слухи, вымыслы. А у Безингера это хобби, он так богат, одновременно одинок, и других забот нет, что в этом ищет развлечение, смысл жизни и даже свое особое предназначение. А Малхаз уже не юн, не очень здоров, не свободен; беглый чеченец, без паспорта, без денег, без очага, без наследников, но есть у него горы, школа, жена, и к ним он должен любым путем добраться, а легенда об Ане и сундуке ему в этом, действительно, могут помочь, надо Безингера на Кавказ завлечь, а там горы свои, пусть поищут.

— Ана нас ждет, — повторил он, глядя снизу своими карими проникновенными глазами. — Я ее почти что каждую ночь во сне вижу, это она мое сердце вылечила. И нас одних зовет, одних, — это он фантазировал. — чтоб у нас не было плохих помыслов, а было — чистое сердце…

— Добрая воля, с душой, — перебивая, продолжил Безингер, и взгляд его поверх очков устремился в никуда.

С застывшей мимикой, как от чего-то поразительного, Шамсадов отпрянул, а Безингер, уже тихо, шепотом, будто сам с собой, продолжал:

— Раньше я ее и ничего такого во сне не видывал. А вот сейчас, после последней поездки, я вроде окончательно разубедился, поставил крест на всей этой идее, а тут, просто наваждение. — Безингер перевел встревоженный взгляд вниз на маленького Малхаза, сам его обнял, и также тихо, будто по секрету. — Я даже хотел, было, обратиться к личному психологу, и знаешь, в ту же ночь, Ана вновь явилась, — он посмотрел под потолок. — Она здесь витает… На этом месте изначально стоял первый дом, куда несчастный Зембрия Мних, вместо гор Кавказа, привез Остака, сына Аны, в горы Альп. И…

Неожиданно свет замигал, вдруг погас, зажегся, вновь погас.

— Боже! — прошептал Безингер, он весь дрожал, и то ли от него, то ли сам по себе, Шамсадов тоже задрожал, испугался.

— Включите генератор! Дайте запасной свет! Такого никогда не было, у соседей есть свет. Где лампы? — послышалось из соседних комнат, по всему замку.

— Ничего не предпринимайте! — громко сказал Безингер, и вновь шепотом Малхазу, — Это Ана! — и крепче его прижав, — Она нас ждет.

— Пах! — будто бы с щелчком свет включился.

Одновременно с испугом, они посмотрели по всем сторонам, и также будучи в обнимку, все еще помаленьку дрожа, очень тихо:

— Знаешь, что она мне в прошлую ночь сказала? … — «Зембрия Мних, я жду тысячу и ради тебя еще пятьдесят лет, 1050 лет! До весны ничего не осталось. Стань человеком, с Остаком приди».

По сравнению с ультрасовременным, всемогущим Безингером, Шамсадов пуританин, в Бога строго верит, но к суевериям относится скептически. И хоть мечтает он любым, даже обманным способом на родной Кавказ попасть, а сейчас ему Безингера стало искренне жаль.

— Может, действительно, Вам надо бы к психоаналитику обратиться?