В поселке уже не оставалось ни одного пса, да и птица была редкостью. Кошек постигла та же участь. Лейтенант оказался ко всему еще суеверным и не переносил, когда они перебегали ему дорогу…
Но что-то тревожно лают какие-то собаки. Должно быть, там уже приехали за ним.
Оглядываясь вокруг, он тихонько подкрался к избе Нины Ивановны и постучал в окно. Никто не ответил, словно дом был пуст. Он повторил стук — молчание. Но вот донесся сердитый старческий голос:
— Кто там? Что за нечистая сила спать не дает? Нинка, ты чуешь, стучат?.. И несет же кого-то…
Старуха, лежа на печи, возмущалась. Мало, что днем нет покоя от ее товарищей, так еще по ночам не дают спать! Невдомек им, что-ли. Ведь немцы расстреливает всех, кто бродит по темным улицам. Сюда еще беду накличут…
Старуха на минутку притихла и снова залепетала:
— Пойди, Нина, узнай, какой дьявол приплелся к нам так поздно?.. И никого не пускай в дом, слышишь? Очень опасно теперь… Эти антихристы — фашисты — видать, уже собираются пятки салом смазывать… Могут беды натворить…
Нина лежала с широко открытыми глазами, одним ухом прислушиваясь к стуку в окно, а другим — к болтовне матери. Сердце билось тревожно и учащенно. Мурашки пробежали по спине. Она не представляла себе, кто в такую темную ночь может прийти сюда. А что, если это ветвь акации хлещет по окошку? Она затаила дыхание, злилась на мать, которая все ворчала, не давала прислушаться.
В окно постучались настойчивее. И Нина соскочила с теплой постели, набросила на голые плечи большой теплый платок, прильнула к стеклу.
— Кто там?
— Открой, Нина… Свои…
— Что случилось, Эрнст? Почему так поздно?.. — проговорила она, нащупывая во тьме щеколду. Открыла дверь, заметила, что ночной гость чем-то очень возбужден. Поняла, что неспроста, и вызвалась помочь.
Провела его в свою комнату, поискала на столике спички, чтобы зажечь лампадку. Но он жестом руки остановил ее:
— Не надо, Нина… Меня ищет гестапо… Должны приехать за мной…
— Что ты! Не может быть! — произнесла она и тяжело вздохнула. — Что случилось? Верно, твоя речь на митинге не пришлась им по душе?
— Да, видимо, кто-то донес…
— Сердце мне подсказывало, что так и будет… — сказала она после долгой паузы. — Я так боялась, когда ты говорил!.. Знаешь, Эрнст, все восхищались тобой… Но это большой риск…
— Что ж, без риска нельзя… Все, что мы теперь делаем, тоже риск…
— Нинка, дочка, — послышался недовольный голос старухи. — Кто пришел? Что ему надо, дочка?..
— Тихо, маманя, никого нет… Это ветер…
— Да… ветер… Этот ветер может беду накликать на нашу голову… И когда это уже кончится? Погибель пришла…
— Да спи там, наконец-то! — рассердилась Нина. — Говорю тебе, что ветер… Ветки за окном шумят… Утром срублю…
— Да, срубишь… Сперва фашисты нас срубят… — не могла угомониться старуха.
Нина выслушала Эрнста, посмотрела на окно и поняла, что у нее остались считанные минуты, чтобы укрыть его. Одно ей было ясно: здесь ему ни минуты нельзя оставаться. Соседи видели, как «добрый немец» иногда заходил сюда. И если гестаповцы нагрянут — смерти не миновать.
Натянула на ноги стоявшие у дверей резиновые сапоги, накинула пальто на голые плечи и, нащупав в темноте его руку, повела Эрнста за собой. Волновалась, проходя мимо печи, на которой спала старуха.
— Спи, маманя, я выйду прикрыть окно… Сейчас вернусь…
И шмыгнула с ночным гостем за дверь.
Минуту всматривалась в ночную тьму, вслушиваясь в непривычный далекий лай собак, и повела Эрнста по извилистой тропе к соседним пустынным домишкам, где не было и признака жизни.
Долго петляли они небольшими дворами и запущенными палисадниками, остановились под небольшим горбом в заброшенном дворе у полуразрушенного погреба. Нина оттащила какие-то поломанные ящики, бочки, двуколку, пока открылся лаз.
— Да, дорогой, вот оно как обернулось… — сказала негромко, пристально всматриваясь в темень терриконов. — Не думала, Эрнст, что ты так неосмотрительно будешь выступать. Отчаянный ты все-таки человек!
— Обыкновенный… — промолвил он, улыбнувшись.
— Смеешься… Тебе еще весело!.. — укорила она его, посмотрев на него восхищенными глазами. — Беду накликал…
— Что ж, родная, иначе не могу… Давно искал случая, чтоб хорошее сказать людям… — И, повременив, продолжал: — Сказано ведь нашими мудрецами: «Волков бояться — в лес не ходить…» А я все это время среди таких живу. Правда, по-волчьи еще ни разу не выл…
— Это так, но вчера ты был очень неосмотрителен.
— Я хотел порадовать наших… И не жалею об этом, что бы со мной ни случилось…
— В этом погребе тебе будет спокойно. А я буду приходить к тебе…
— Спасибо… У меня будет отличная обитель… Повременю денька два, а там подамся дальше. Решил пробираться за линию фронта, к своим. Не могу больше жить среди этих гадин…