Читаем Учитель из Меджибожа полностью

На всю жизнь запомнил старый лес и замысловатые землянки — убежище нескольких еврейских семей, которые скрывались там от фашистских громил. Эти люди и сейчас еще стоят перед глазами — истощенные, измученные, оборванные женщины, старики, дети. Как они были счастливы, увидев наконец своих освободителей, дожив до той минуты, когда смертельная опасность миновала и уже можно было свободно дышать, жить, подобно всем людям земли. Какой любовью окружили их партизаны! Накормили, приодели, вывели на свет божий из их живой могилы-убежища, сказав, что навсегда кончился для них и для миллионов таких, как они, страшный фашистский кошмар. Разве такое забывается? И разве забудешь когда-нибудь, какими полными слез и благодарности глазами смотрели освобожденные на него и его товарищей!

Люди обрели долгожданную свободу, навсегда закончились их горестные мытарства, муки, скитания. Теперь они могли чувствовать себя наравне со всеми.

Глаза спасенных! О, их не забыть никогда!

В тяжкие годы войны почти все советские люди, оказавшиеся в оккупации, были обречены на верную смерть, на муки. Над всеми, без исключения, кроме, конечно, продажных душ, — полицаев, старост, бургомистров, — был занесен фашистский топор. Но вот этим семьям было куда хуже. Илья был счастлив, что со своими боевыми друзьями смог тогда спасти от гибели и этих обреченных людей, прийти на помощь, вернуть им свет, надежду, веру, жизнь. Навсегда запомнил тот день, когда этих вконец истощенных, измученных и голодных женщин, детей, стариков привезли из леса в город, выделили квартиры и сказали, что здесь они могут располагаться, чувствовать себя как в былые годы, никого и ничего не бояться. Они смотрели на него и на его товарищей и долго еще не могли поверить, что кончился кошмар, хотя уже ощущали себя заново родившимися и знали, что страшная ночь для них, как и для всех советских людей, окончилась навсегда…

Да, надо будет как-нибудь выкроить пару дней, чтобы заехать и в тот городок, повидаться с людьми…

Но пока он остановился на Николаевке. Это его твердое решение. И он тут же отправил телеграмму.

Сидя в тесном вагоне, пытался представить себе бурную встречу с друзьями. Что он им скажет, о чем станет говорить? Сердце переполнилось тревогой. Как будет выглядеть первая встреча после стольких лет разлуки? Там его ждут с нетерпением. Неужели это не будет обычная встреча с близкими, друзьями, а какое-то торжество с речами, с музыкой? Он не привык к шуму. Даже не хотел сперва сообщить дня прибытия, думал приехать тихонько, провести с друзьями денек-другой… Но все же написал, просил не встречать, так как он отлично знает дорогу. Поезд приходит на полустанок, узнал он, после трех ночи. До деревни десяток километров; Он посидит где-нибудь до рассвета, а там помаленьку доберется.

Над грохочущим составом плыло темно-сизое небо, озаренное мириадами сверкающих звезд, а вокруг лежала безмолвная донская степь. Душно было в вагоне, жарко. Только изредка в раскрытое окно врывался слабый ветерок и приносил свежесть мяты, чебреца вместе с ароматом хлебов.

Соседи по полке давно уже похрапывали. А ему, Илье, не спалось, хоть он испытывал сильную усталость. Так и не сомкнул глаз, весь был в напряжении, опасаясь, как бы не проехать свой полустанок. Поезд стоит здесь две минуты, и если прозевать — будет над чем посмеяться!

Ночь, казалось, тянулась бесконечно долго. Не чересчур ли медленно ползет поезд? Волнение не оставляло его. Он ехал, как едут в свою юность, к прошедшим годам, к людям, с которыми судьба свела в те далекие годы войны, где одно доброе, правдивое слово, хорошая весточка могли помочь во всех бедах, развеять горестные мысли и возвратить к жизни. Он воочию чувствовал себя человеком среди этих добрых, столько переживших друзей, был свой между своих. Тут черпал силы, мужество, обрел веру в жизнь и отбросил все мысли о смерти. Тут он закалялся для борьбы с врагом, выполнял свой священный долг перед людьми, перед Родиной, перед собственной совестью.

Он спешил в свою молодость, и его мучило нетерпение. Ему казалось, что он уже в пути бог весть сколько времени и эта дорога никогда не кончится. И все же сердце подсказывало ему, что он уже близок к цели, до полустанка оставалось совсем немного. А ночь такая звездная, лунная, ясная. И ему вовсе не придется торчать на этом полустанке в ожидании рассвета. Он пешком пройдет нужное расстояние. Что значит для настоящего солдата десять километров?

Кругом — степное раздолье! Кланяются, волнуются под легким ветерком бледные в лунном свете нивы! Как неповторимо пахнут дозревающие хлеба!

Вот так между буйных колосьев по извилистым тропам он и пойдет до самой Николаевки. Это будет изумительная ночная прогулка!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза