Учитель на замену

Доун спокойно пережидает истерику.

Все-таки редкостный скот.

Ну вот как так? Братья, а такие разные.

При воспоминании о Дэнни низ живота опять тяжелеет.

Хочется послать все к черту, а особенно этого говнюка (правильно его брат называет), и вернуться обратно в квартиру. В постель. К нему.

Но нельзя. Работа. И надо что-то решать с этим идиотом, так бездарно и глупо подставившимся.

— Закончил?

Майк задыхается от возмущения. Все мосты уже сожжены, и теперь можно не сдерживаться.

— Нихера!

— Рот закрыл.

Команда, отданная четким, сухим, безэмоциональным голосом, тем не менее, дает нужный эффект.

В основном, потому, что раньше Майк не слышал, что Доун грубила.

Она подходит ближе, швыряет бумаги на стол.

Наклоняется к нему, шипит по-змеиному. Впервые за это время, да и вообще за все время, что Майк с ней работает, она выдает эмоции.

Злость.

Ярость.

— Ты — никчемный, жалкий кусок говна, пьянь, скотина, мерзавец. Если бы у тебя не были лучшие результаты в отделе, давно бы уже загорал в патруле. Или туалеты охранял на вокзале. Какого хера, я тебя спрашиваю, какого хера ты туда поперся? Один? Ты — коп или бандит? Что за дебильная привычка все решать методом силы? Почему какие-то кадеты смогли все сделать правильно, как только ситуация стала опасной? Да, Ричер, нашлись нормальные полицейские, будущие полицейские, которые верно спрогнозировали ситуацию и вызвали подкрепление. Пока мой лучший оперативник справлял героическую нужду. В одиночку, как всегда. Забыв, что он — представитель закона. И действовать надо в рамках закона!

И, видя, что Ричер опять пытается что-то возразить, резко стучит ладонью по столу.

— Этих ребят, умеющих верно расставлять приоритеты, я возьму на стажировку в свой отдел. А потом, возможно, и предложу постоянную работу. А ты сейчас заткнешься, засунешь свой грязный язык в свою грязную жопу, а потом соберешь в кучку то, что у тебя вместо мозга. Уж не знаю, где ты это найдешь. Явно не в голове. И этой кучкой подумаешь. Слышишь ты, дебил? Подумаешь! А потом возьмешь ручку и напишешь отчет.

— Ка-ка… Кхмммм… — Майк от неожиданности начинает заикаться, лихорадочно соображая, не сдвинулся ли он окончательно.

Непосредственная (чтоб ей!) начальница в жизни не сказавшая ни одного бранного слова матерится, как … как его сержант в армейке! И это настолько не вписывается в привычную картину мира, что Майк на полном серьезе решает, что он не здесь.

Он, наверно, в больничке, лежит под препаратами ловит глюки о матерящемся начальстве.

Особо кошмарные глюки.

Он прокашливается, и еще раз пытается задать вопрос:

— Какой отчет?

— О проделанной работе, конечно.

— Ка — ка… Да бл*! Какой работе?

— Под прикрытием, Ричер, под прикрытием. По особому распоряжению руководителя.

И, с удовлетворением и наслаждением даже разглядывая его вытянувшуюся физиономию, Доун добавляет:

— А ты что думал, что я своего лучшего оперативника на растерзание наркоторговцу отдам? К тому же, у тебя свидетельница есть… Интересная, кстати, девушка. Собирается защищать тебя в суде.

— Ааааа….

— Рот закрой. Мозги из жопы вынь. Ручку возьми.

Майк подчиняется отрывистым командам, с трудом соображая, что писать и что это за свид… Бляяяя…

Анна!

Конечно же, Анна!

Когда его взяли, она никак не хотела отходить, цеплялась за него, пока не рыкнул.

Он совершенно не желал ее впутывать.

Нехер.

Сам разберется.

Но она все решила сама. Вот стерва!

Ну что делать с ней? С такой непослушной стервотиной? Только наказывать остается! Вынуждает, прям!

Майк даже отвлекся от написания, представляя, как он ее накажет. Разнообразно и изощренно. Душевно так.

Через час с писаниной было покончено. Доун прочитала, три раза заставила переписывать скрипящего зубами подчиненного, потом ушла.

Еще через час Майка выпустили.

Он вышел на крыльцо участка, закуривая и наблюдая, как его непосредственное (чтоб ее черти сожрали!) начальство, теплых чувств к которой не прибавилось совершенно, несмотря на то, что в трудной ситуации она его не кинула, идет к своей машине.

И внезапно сворачивает в сторону. И направляется к байкеру, только что заехавшему на стоянку. Майк, покуривая, рассеянно подмечает знакомую посадку водителя, лениво размышляет о том, что даже такую суку кто-то трахает(ну надо же, а?), что байк че-то знакомый… Видел в городе, наверно. Тут Доун подходит, наконец, к водителю, тот снимает шлем, цапает ее за талию, притягивая поближе, жадно целуя.

Сигарета падает на землю.

— Это че? Это че такое, а? — Майк изо всех сил щипает себя за руку, не веря, просто не веря глазам.

— Я сдох, что ли? В аду?

И, наблюдая, как его непосредственная (аааа!!!!) начальница обжимается прямо на стоянке возле участка с его младшим братом, повторяет уже с уверенностью:

— Я в аду.

Эпилог

— Слышь, Дэнни, уйми свою бабу уже! Охерела в конец!

— Пасть закрой. Еще раз услышу че-то в таком тоне про нее, вломлю так, что челюсть вставную менять придется.

— Охереть. Ну охереть же теперь!

— Че надо тебе?

— Мне надо, чтоб мне не делали мозг!

— Это ты тогда к своей адвокатше, а не ко мне. В делании мозгов ей конкурентов нет!

— А теперь ты тон сбавь, говнюк.