Учитель народа. Савонарола

В молодой и впечатлительной душе Джироламо все более и более укреплялось убеждение, что условия, в каких находилась Флоренция и другие города Италии, не могут быть долее терпимы. Он видел, что везде был произвол единичных тиранов, которые эксплуатировали народ для своих целей и мало заботились об его благосостоянии. Пылкий патриотизм юноши еще более усиливал его жажду деятельности, но у него часто являлись сомнения относительно своих способностей. Он сознавал, что в наружности его не было ничего внушительного и, что провидение лишило его дара того красноречия, которое действует на массы. Сначала он хотел, по примеру отца своего, посвятить себя законоведению, хотя внутреннее убеждение говорило ему, что он призван обучать юношество или быть народным оратором. Когда у него являлись подобные мечты, он воодушевлялся до такой степени, что мог часами обдумывать речи, в которых хотел сообщить свои взгляды многочисленным слушателям, хотя они существовали нова только в его воображения. Кроме политики и науки, сделавшей быстрые успехи в новейшее время, внимание его было в такой же степени возбуждено сильным движением в области искусства. В это время пластика шла уверенным шагом по новому пути. У многих явилось понимание бессмертных художественных произведений античного мира; признано было, что они переживут все фазы развития человечества и будут вечно иметь плодотворное влияние на его духовную деятельность. Тень не менее допрос о достоинствах вновь возродившегося древнего искусства служил поводом к оживленным Спорам. Хотя Джироламо Савонарола был достаточно одарен от природы, чтобы наслаждаться поэзией Данте и безыскусными картинами Джиотто, но он относился с недоверием и даже отчасти с глубоким отвращением к чувственному элементу, который являлся преобладающим при новом (повороте искусства, и представляя отрицание античного духа, угождал вкусу сластолюбивых властителей. При этом Джироламо, как это часто бывает в молодости, заходил слишком далеко в своем строгом взгляде на искусство и по-видимому становился как бы врагом его. Душа его жаждала освобождения от ига тиранов, он мечтал о счастье всего человечества, и ненавидел все, что было связано с тиранией или что пользовалось его покровительством.

Веселые, смеющиеся девушки и юноши не подозревали какая борьба происходила в это время в душе Савонаролы. Хорошенькая Ореола, рассчитывая на всемогущество своей красоты, заявила, что не мешало бы сделать опыт, чтобы убедиться, что сильнее: книги или жизнь? Если какой-либо молодой девушке удастся отвлечь серьезного Джироламо Савонаролу от его ученых занятий, то это будет служить неоспоримым доказательством, что молодое, свежее личико может взять перевес над старыми учеными мужами, несмотря на то высокое уважение, которым они пользуются.

Молодые люди единогласно выразили свое одобрение. Ипполит Бентиволио также нашел предложение Ореолы восхитительным, хотя лицо его в это время имело довольно странное выражение. Вслед затем, он отыскал какой-то предлог, чтобы шепнуть несколько слов на ухо Ореоле. Он совершенно серьезно спросил ее: не намерена ли она сама привести в исполнение мысль, высказанную ею относительно Савонаролы? Когда она заносчиво ответила ему в утвердительном смысле, то он заметил, что, быть может, под этим кроется действительное участие, которое она принимает в молодом ученом. Сердце Ореолы забилось от радости, но она не решалась дать какой либо ответ. И тогда Ипполит объявил ей, что в данном случае он должен сознаться, что принимает самое живое участие в том, до чего она намерена довести это дело.

Ореола покраснела при этих словах, и с трудом могла скрыть улыбку торжества, которая готова была появиться на её лице, так как Ипполит в первый раз дал ей понять, что никому не уступит обладание ею. Она скоро придумала ответ, и, бросив многозначительный взгляд на своего поклонника, сказала:

– Я буду вести дело до тех пор, пока вы будете спокойно относиться к этому, и тотчас же предоставлю мою жертву собственной судьбе, как только вы потеряете терпение.

Едва успела она прошептать эти слова, как Оньибене Савонарола опять обратился к ней.

– Сжальтесь над моим бедным братом синьорина Ореола, – сказал он, – вы и без него найдете немало других жертв. По своему доверчивому характеру он может принять за истину то, что с вашей стороны будет только забавой.

– Кто вам сказал, что это только забава? – спросила Ореола. – Разве, вы знаете мои намерения? Если молодой ученый не отнесется к этому серьезно, то дело потеряно с самого начала. Если вы будете мешать мне и встанете поперёк дороги, – продолжала она подняв с угрозой свой красивый пальчик, – то я сама начну против вас войну, и потребую от всех своих друзей, чтобы они отомстили за меня.