Учитель цинизма. Точка покоя

— И переноски, — добавляю я.

— И переноски пива из «Тайваня».

Дело идет на лад.

— При ядерном взрыве коромысло следует оберегать от прямого светового излучения и взрывной волны. Иначе это может привести к полному испепелению и множественным переломам конструкции.

— Ты, конечно, видный ядерный физик, но вот только отчего у тебя голова набита одними старыми байками? Зачем учебник-то по гражданской обороне цитировать?

— Тогда правила хранения коромысла. Во избежание покореживания несущей конструкции коромысло следует хранить в подвешенном на гвоздь состоянии.

— Несущая конструкция — это баба, которая ведра несет, что-то не то получается.

— Да, не то.

— Пусть будет опорная конструкция. И про ведра. С особой аккуратностью следует выходить за пивом с пустыми ведрами. В этом случае необходимо пробираться к пивной задворками, дабы не встретить хорошего человека и не принести ему неудачу. Зато обратно следует возвращаться исключительно по улице Горького в час пик навстречу пассажиропотоку, чтобы осчастливить человечество.

— Может, про предельную нагрузку?

— Подвешивать на коромысле не более одного студента на один конец во избежание переламывания орудия труда и приведения его в состояние негодности.

— Мы не дали определения. Что такое коромысло? Без этого нельзя, как мы будем оперировать понятием, не определив его?

— Правильно. Коромысло есть специализированное устройство, позволяющее перераспределить тяжесть переносимых предметов. При использовании коромысла основная нагрузка ложится на плечи, а не на руки, что значительно упрощает жизнь «бабы». Другое устройство, предназначенные для переноски тяжестей, — голова, обычно используется в странах Азии и Африки. В Европе голову чаще применяют в других целях. «Баба» — несущая конструкция коромысла. Может применяться и в других сопутствующих целях.

— Ну вот, это уже кое-что. Дело исключительно за малым — где мы это коромысло возьмем?

— Экий ты, Шура, прагматичный, нет в тебе полета. Поэтому у тебя и с размерностью пространства все больно дробно выходит.

Не следовало мне это говорить, но поздно. Шура как-то вспыхнул и сник. Потом поднялся и пошел к дверям.

— Шура, не забудь завтра с утра — в поход за коромыслом, — напутствовал товарища последовательный и целеустремленный брат Просидинг.

— Да, да, обязательно, — откликнулся Шура. Бедный, он, кажется, еще не верил, что написанием инструкции дело никак не ограничится, раз уж за дело взялись такие деятельные раздолбаи, как Гриша и я.

Шура ушел, понурившись, а мы с Григорием уселись попилять в диберц[1].

10

На следующий день Григорий Просидинг устроил всем раннюю побудку. Он был бодр и решителен. От его чисто выбритого мужественного подбородка веял ветер «Шипра».

Мы оделись и отправились перекусить в буфет. Следовало детально обсудить план действий. А плана-то как раз никакого и не было.

— Друзья мои, — спросил я, — а когда вы в последний раз видели коромысло в продаже?

Ответом мне было глубокое молчание. Такое глубокое, что стало слышно, как у моих товарищей поскрипывают мозги.

— Хорошо, упростим задачу. Кто из вас вообще видел коромысло, причем не на картинке, а в реальности, когда и где это было?

Городские дети! Откуда вам знать, как оно, это самое коромысло, выглядит и где оно водится! Да вы же чаще видели живых крокодилов и бегемотов, чем коромысло.

— Я видел, — откликнулся Шура, — в театре. На Таганке.

— Это уже кое-что.

— Да, — подтвердил Григорий, — я тоже об этом думал, ставят же они спектакли «из русской жизни», Островского какого-нибудь или Толстого. Может, не на Таганке, а в Малом. Неужели у них коромысла нет? Поедем, поговорим. Может, они нам за недорого продадут.

Во МХАТе, куда мы сразу отправились, на нас посмотрели как на полных дебилов — нас везде так встречали, поначалу нам это было внове, но мы быстро привыкли, — и сказали, что коромысел у них нет, а если и были бы, они торговать реквизитом права не имеют.

Театр мы любили. Наверное, не так сильно, как Татьяна Доронина и Виссарион Белинский, но посещали достаточно регулярно. Было это довольно дорого, да и билеты не достать, поэтому мы устраивались помогать рабочим сцены монтировать и разбирать декорации. Когда за скромную плату, а когда и вовсе за контрамарку. Однажды Григорий, Аркадий и Сергей Ильич возвращались в общагу после просмотра «Марии Стюарт». Говорили они исключительно пятистопным ямбом — под шиллеровским гипнозом. Ближе к университету Гриша и Сережка устали и уже едва поддакивали Аркадию, который все никак не мог остановиться: распевал и скандировал, перекрывая шум метро.