Учитель учителей. Избранное

Царь всего Крита Минос пусть знаменует царя вселенной – бога. Когда с его женой Пасифаей, т. е. с человеком сотворил блуд адский бык, т. е. Сатана, народилось от этого чудовище Минотавр – это мудрость, состоящая из смешения семени божественного и сатанинского, по своим высшим качествам – привлекательная и небесная, похожая на божественную, а по низшим – земная и безобразная, увлекающая в сторону грубости. Так и мы захотели стать богами, но с печатью диавола: мы подобны богу обладанием способностью к всезнанию, диаволу же равны нарушением повиновения. Чтобы наказать нас, царь вселенной и превратил для нас сад радости в лабиринт. …Таково Соломоново свидетельство о мире, как о великом лабиринте, заключающем в себе все меньшие лабиринты. И мы блуждаем в этих бесконечных меньших лабиринтах, каждый в своем. Не верите? Не сомневайтесь. Нет ничего достовернее, чем то, что для каждого человека, как это, по крайней мере, обычно бывает, его занятие (для хозяев – их хозяйство, для политических деятелей – политика, для юристов – юриспруденция, для медиков – медицина, для философов – философия, для логиков – логика, для грамматиков – грамматика) представляет лабиринт запутанных ходов, который Вергилий называет безысходным, а Катулл – необозримым. Не находя из него выхода, большинство либо погибает от голода, в никогда не насыщаемом смертельном томлении по истинной мудрости и другим благам, либо становится добычей чудовища, т. е. впадает в чудовищные, еретические, погибельные мнения, будучи яростно раздираемо взаимной ненавистью, распрями и убийством, как это и наблюдается в …жизни всего мира.

Тезей, сын афинского царя, означает тех, кому присуща любовь к истинной мудрости (так как Афиной греки называли Минерву, почитавшуюся ими как богиню мудрости). И эти сыны мудрости, в силу ли врожденной человеческому уму, любознательности, под влиянием ли чужих примеров – примеров людей, сбившихся с прямого пути, – случается, попадают в лабиринт. Но дочь вечного царя, вечная, все созидающая, сохраняющая и исправляющая мудрость, сжалившись над ними, оказывает им свое содействие, чтобы они могли выбраться из этих переплетений; выбраться при помощи средства, самого простого, но вполне отвечающего своей цели и очень удачно представленного в образе нити. В самом деле, что можно представить себе проще нити? Нет в ней ни неразрешимых узлов, ни формы, кроме протяженности в длину, ни каких-либо свойств, кроме гибкости и непрерывности.

В медицине такой нитью Ариадны является воздержание и простой стол, в сочетании с умеренным [физическим] трудом. В первые времена мира это заменяло всякое леченье.

В юриспруденции такой Тезеевой нитью является искание добра и справедливости и суждение о делах, исходящее от любви или, если уже для любви не остается места, то (во всяком случае) суждение, исполненное терпимости, ибо, где царствует правосудие, смягчаемое человеколюбием, – оттуда не могут не бежать пороки, там не может не укрепляться и не возрастать добродетель. Счастливо государство, где во всех живет подобное стремление к добру и справедливости! А без него, чем больше хлопочут юристы, тем больше они усложняют свой лабиринт, утомляют и расстраивают умы бесконечным запутыванием и распутыванием всевозможных казусов на конечную гибель делу.

Но обратимся, однако, к лабиринтам школьным дабы и здесь, изобрести нить Ариадны способную нас из них вывести. Великим лабиринтом является в школьном деле, во-первых, сама многочисленность подлежащих изучению предметов: и языки, и философия, и математика, и мораль и чего только еще нет. Если взять школьную науку, то это – какой-то густой, непроходимый лес, неисчерпаемый океан. Затем – такое разнообразие подлежащих изучению предметов, что стоит только посмотреть, как закружится голова! Наконец, метод преподавания и обучения настолько запутан, что всякий, желающий пройти через сад науки, наталкивается на тысячи и тысячи поворотов, изгибов, околиц и так заморочит себе голову, что едва отыщет выход к ясному свету мудрости; большинство же неизбежно застревает в пещерах суемудрия и находят в них как бы свою могилу.

Отсюда сразу же и ясно, в какого рода Ариадниной нити нуждаются школы. Они нуждаются в таком, тщательно обдуманном методе занятий, который, будучи простым и легким, давал бы, однако, возможность смело и успешно проникать в пещеры наук. Вместе с тем этот метод должен быть настолько прочен, что, как бы далеко он не простирался, он никогда бы не изменял в странствованиях по наукам. Обладая такого рода методом обучения – прекрасным, гибким, надежным, при содействии многих умов тщательно разработанным и доведенным до такой ясности, что его не без основания можно сравнить с нитью Ариадны, – обладая этим методом, мы не скрываем его от вас, племя афинян и сыны Минервы, т. е. мудрости!